Как указывает Дж. Кеннан, на Сталина все время давило тяжелым грузом «бремя личной незащищенности». Сталин, сам ненавидя весь мир, считал, что к нему этот мир относится так же. Именно это толкало Сталина на совершенно неожиданные для его соратников неадекватные действия. Прошло совсем немного времени с момента приобретения абсолютной власти в государстве, и Сталин встал на открытый путь уничтожения своих былых соратников. Теперь, когда любые его действия неизменно трактовались как благо для государства и защита партии, он был опьянен безнаказанностью. На поверхность начали всплывать те раздражители, которые он до этого прятал от окружающих. Теперь пришло время вспомнить о тех людях, которые когда-то не подчинились ему или чем-то обидели его самолюбие, а также о тех, кто мог затмить его своей оригинальностью, яркостью и способностью генерировать привлекательные и действенные идеи.
Но самым губительным и вечно свербящим раздражителем деструктивной натуры Сталина стала его боязнь несоответствия навязанной миру собственной роли и того, что было в действительности. Он содрогнулся от ужаса, что кто-то недостижимый (например, за границей) или его неблагодарные потомки сумеют разглядеть его реальные устремления. Этот жуткий голос изнутри толкал Сталина на все новые преступления, на уничтожение целого поколения, которое с детства не испытывало животного страха перед его именем. Этот подтачивающий сознание червь заставил Сталина пойти на геноцид 1932–1933 годов, чтобы на деле реализовать свои подходы к национальному вопросу и заставить бояться целые нации и народы. И эта же неизлечимая болезнь оказалась стимулом для формирования совершенной машины репрессий под названием ГУЛАГ, которая, среди прочего, давала Сталину дешевую рабочую силу для создания памятников себе в виде каналов и городов, возведенных на костях заключенных.
Многочисленные чистки рядов партии помогали Сталину решать многие задачи одновременно. Во-первых, он устранял конкурентов на лестнице власти. Во-вторых, он ликвидировал всех тех, кто знал человека Иосифа Джугашвили, оставляя в живых лишь тех, кто готов был принимать вождя Сталина. И в-третьих, Сталин путем устрашения и создания империи ужасов воздействовал на инстинкты своих приближенных и всего народа, не оставляя никаких иных моделей поведения, кроме почитания и рабского благоговения.
И все же почему, став Сталиным, Иосиф Джугашвили повел тайную непримиримую борьбу против своих соратников? Ведь, по логике вещей, он мог бы выдвинуться на первые позиции за счет дальнейших успехов в борьбе с врагами. На первый взгляд, стратегия Сталина выглядит странной и лишенной здравого смысла. Но если вглядеться в структуру личности этого человека, многое станет понятным и совершенно логичным. Внедрившись в ряды большевиков и надев на себя маску борца за идею, воинственный, гордый и мстительный потомок горцев очень быстро ощутил гигантский разрыв между своим узким внутренним миром и широтой взглядов интеллектуалов международного коммунистического движения. Его неспособность к креативному мышлению на фоне их ярких идей давила и унижала его, вызывая все те же ощущения ущербности и углубляя фрустрацию непризнанности.
Любопытно, но Сталин почти на всех этапах захвата власти партией и в управлении государством проявил себя никчемным менеджером и бездарным организатором. Пожалуй, ни одно дело, за которое он брался лично, не увенчалось успехом. Он прозевал революцию и долго не мог приклеить свое имя к этому знаменательному для партии событию, он провалил работу на Царицынском фронте, он напрочь загубил порученный ему Лениным Рабкрин, затем прошел через цепь гигантских провалов на внутриполитическом поприще социалистического строительства. Первый пятилетний план привел СССР к глубокому и продолжительному кризису, спасение от которого Сталин усматривал в импорте европейских средств производства. Позже ему пришлось методом жестокого кровопускания собственному народу внедрять в массовое сознание мысль, что проблемы индустриализации вызваны активной подрывной работой и шпионажем западных государств. Множество пропагандистских судилищ стало вынужденной кровавой декорацией к сталинской индустриализации.