700.000 километров в космосе (полная версия, с илл.)

— Приехали летать, а тут — землю копать, — хмуро ворчал сосед. С каждым днём он становился всё тревожнее, потом, сказавшись больным, не вышел на работу, а вечером, вдруг повеселев, объявил: — Знаешь, Герман, меня отчисляют. По здоровью…

У нас состоялось комсомольское собрание, и мы крепко ругали тех, кто становился нытиком.

А в землянках жилось не так уж плохо. Вечерами было даже интересно. Мы представляли себе, как в таких же землянках жили комсомольцы, строители Комсомольска-на-Амуре, или партизаны соединения легендарного Сидора Ковпака, или лётчики на фронтовых аэродромах в годы Великой Отечественной войны.

С радостью, как к большому празднику, мы готовились к началу учёбы. И она началась. Новое дело показалось интересным. Курс теории давался мне без особых усилий. Много нового, вернее, всё, что я слышал, было для меня новым. А новое уже само по себе увлекает.

Герман Титов — курсант авиационного училища

Незаметно пришла зима, выбелив степь, наметая метровые сугробы у дверей землянок.

В учёбе чем дальше, тем интереснее, хотя и сложнее, а значит, труднее. Начались занятия по изучению авиационной техники, материальной части самолёта и двигателя. Самолёт «ЯК-18», который предстояло изучить, показался очень сложным. Но когда занят работой, быстро бегут не только дни, остаются позади и трудности.

Весной мы сдавали зачёты. В письмах к отцу я рассказывал о своих товарищах и инструкторах, о том, как идут дела.

Невысокого роста, крепко сбитый, широкий в плечах, с открытым лицом желтоватого цвета, как у монгола, — таким был мой лётчик-инструктор Гонышев. Позднее я узнал причину этой желтизны: Гонышев много курил, буквально через каждые пять минут доставал новую папиросу и ходил, сопровождаемый синим дымным шлейфом. «Зачем он себя душит табачищем?» — недоумённо спрашивал я сам себя и не находил ответа. Попробовал сам закурить. Горько, противно — не понравилось.

Ещё на земле, задолго до первых вылетов, мы как бы изучали друг друга. Инструктор приглядывался к нам, мы — к нему. Кажется, мы остались довольны друг другом. Это был человек такта, умеющий разбираться в людях.

Мне было известно, что Гонышев — опытный лётчик-инструктор, обучивший и давший путёвку в жизнь многим десяткам молодых авиаторов. Недавно состоялся выпуск очередной группы. Выпускники тепло отзывались об инструкторах и, в частности, о Гонышеве.

— А как на реактивных самолётах? — то и дело спрашивали мы наших преподавателей и инструктора.

— Вот нетерпеливые… Сначала изучите «ЯК-18»… А реактивные самолёты от вас не уйдут.

Иногда в газетах и журналах пишут о необычных впечатлениях начинающих авиаторов от их первых полётов. Расписывают, не жалея красок, о том, что вот-де поднявшийся в воздух почувствовал себя чуть ли не птицей, что безоблачная высь показалась ему чем-то фантастическим. Мне думается, всё это излишние красивости. Полёт — работа и для обучаемого, и для обучающего. Конечно, по-новому выглядит земля, если смотришь на неё с высоты, шире раздвигается горизонт, открывается далёкая перспектива степных далей. Но в полёте ведь не об этом думаешь: ты в кабине со множеством приборов, надо за всем успеть следить, а главное — примечать, запоминать все движения и действия инструктора. Тут не до лирики.

Уж если говорить о том, чем запомнился мне первый полёт с инструктором, — так тем, что при посадке мы едва не разбились. И наверняка разбились бы, растеряйся хоть на миг, допусти хотя бы малейшую ошибку мой инструктор. Мы взлетели с основного аэродрома, чтобы перелететь на полевой. Полёт подходил к концу, я пристально следил за тем, как Гонышев строил манёвр для захода на посадку, как повёл машину на снижение.

С каждым мгновением земля становилась всё ближе и ближе. Мне показалось, что скоро шасси самолёта коснутся посадочной полосы. Вдруг… что это? Впереди, прямо перед нами, препятствие. Самолёт мчится на него. Гонышев резко берёт ручку на себя, самолёт взмывает вверх, пролетает над неожиданно появившимся препятствием и опускается на полосу.

Считанные секунды длился этот момент, потребовавший крайнего напряжения сил. Гонышев вылез из кабины, сунул в рот неизменную папиросу, глубоко затянулся раз, другой и спокойно сказал:

— И так бывает…

Потом пошёл выяснять причину появления препятствий на посадочной площадке, искать виновных, наводить порядок. А я по-новому вдруг увидел своего инструктора. Да, лётчику нужна быстрота реакции, готовность в доли секунды принять правильное решение и, сохраняя хладнокровие, незамедлительно действовать. И это в дни мирной учёбы! А в бою? Ведь военный лётчик готовит себя для боя, значит, он в любую секунду должен уметь встретить любую неожиданность и опасность.

Труд и упорство побеждали. Прошли те времена, когда мы жили в землянках, оборудованных собственными руками. Переселились в казарму, а летом выехали в лагерь, в палаточный городок. На построения выходили подтянутые, опрятные. Командиры строго следили за внешним видом курсантов.