78

А ещё раньше мы были «китами». "Кит" — это когда нет ног и хобота. По-моему, ужасно неудобно. Зато есть мощный хвост, хвоста я никогда не видел, но я его чувствую — не сказал бы, что он особо мощный. И если держать на голове и хвосте, придётся сильно выгибать спину — я думаю, это очень неудобно. Я бы запомнил. Мне кажется, что я никогда не был китом.

В 12 часов дождь все-таки хлынул. Сразу стало темно, пришлось включать свет, и вскоре привычно заломил висок, глаза от напряжения и электрического света заныли и захотели вон из глазниц. Дождь стучал и стучал, не было ему ни конца, ни края, в аптеке стало сыро и холодно. Отряхиваясь, как пес, из дождя вышел Серега. «День добрый, Кирилл Матвеевич, к вам можно?» Да можно, отчего ж нет. Ну, показывай, в чем беда. В кулаке Серега держал «Роллекс». «Вот, не фурычат. А ведь бешеных бабок стоили, честно, они ж фирма!» Кирилл Матвеевич отодвинул слоника и потянулся за часами. Развинтил и не удивился. Под благородной крышечкой, конечно же, вибрировал полузадушенный китайский механизм. «Сережа, где ты их покупал, фирму свою?» Больше всего Кириллу Матвеевичу хотелось подарить Сереже кулек, чтобы тот сгреб свои часики и аккуратно отнес их в урну. Меньше всего хотелось их чинить. Серега, большой, мокрый и облапошенный, стоял перед окошечком часовщика и медленно соображал. Китайский самозванец дрожал и стыдливо покачивал пружинкой. Зик-зик, глупый мальчик. Зик-зик, неразумный мальчик. А давно ли твое сокровище тикать-то перестало? Серега очнулся и промямлил, что тикать-то перестало только вчера, когда они в баню пошли. Ну да, в них пошел, а чо, он и раньше в них ходил, там же написано, что ватерпруф и вообще фирма же. Бабок бешеных стоят! Кирилл Матвеевич только вздохнул. И вдруг Серега наклонился к нему и тихо попросил: «Дядь Кира! Вы, пожалуйста, только не говорите никому. Пусть мужики думают, что я реальные «Роллексы» разъ…убил». «Тьфу на тебя, дуболом, — вздохнул Кирилл Матвеевич. — Починю их, ладно. Все равно, как вы живете — ни одни «Роллексы» не выдержат». Серега просиял, полез в штаны за мятыми бумажками, вывалил много, велел сделать быстро-круто и канул в дождь. Кирилл Матвеевич махнул рукой и купил у Тани цитрамон.

Ах да, я ведь говорил про время? Так вот — каждое вчера, это ещё и сутки, а в сутках есть часы, в часах минуты, потом что-то ещё, а работать надо восемь часов, а иногда шесть. А потом? А потом надо идти отдыхать. Я спросил Правого, а как узнают, что надо идти отдыхать, и он рассказал про часы, нет, не те часы, которые время, а «Часы». Они ходят на месте и бывают круглые, и некруглые, и вообще очень разные (тут Правый отчего-то хихикнул и сказал «сальвадордали» — не понимаю), но круглые мне проще представить.

В час дня Светка повесила на дверь аптеки табличку «ЗАКРЫТО», а Таня ткнула в розетку электрический чайник. Кирилл Матвеевич посмотрел на девочек, унылых и постных (до зарплаты еще неделя) и решительно шагнул под дождь. Он вернулся, как Гарун-аль-Рашид. Он достал из пакета пухлый батон розовой колбасы, несколько саек, пачку чая со слоником и полкило конфет «Ласточка». Почему-то именно конфеты «Ласточка» окончательно убедили девочек в бескорыстности намерений старого часовщика. Таня даже согласилась взять домой пару штучек для Иринки.