78

Хотя единорог, похоже, загибался от тоски. Мысли Алисы проносились перед глазами присутствующих как наяву — и жертв становилось всё больше.

Подите нахер суки, — рычала про себя Алиса. — Думаю, как умею. Я не виновата, что привычка вашего прекрасного мира к социопатическому онанизму воплощается в неразрезаемые пироги.

— Да ты не пили его, дурака, — наставлял Лев. — Ты подели его сначала. Обойди народ, пусть каждый окажется не обделёнышем внимания, а частичкой общего целого, ферштейн? Мы чем тут, по-твоему, занимаемся? Лицедействуем, что ли?

Ишь какие, думала Алиса, поднимая тяжёлый поднос и мечтая о постели, клубнике со сливками и котёнке в ногах. Понастроили каравансараев бесплатного счастья, и ты, девочка отдувайся тут за всех, обноси пирогами… А почему не мальчик? Почему не шведский стол, японская мать? Где хвалёная демократичность глобализации? Или это сказочное занудство воспринимать как подарок судьбы, счастье, неопалимую купину? Может надои молока вам повысить и мычать, приветственно махая хвостом по утрам? Сволочи недорезанные… Теперь Алиса понимала персонажа Ирвина Шоу, подсыпавшего яд в булочки, с желанием сделать подарок миру.

Так какого хрена меня сюда родили, уточните раз и навсегда, — думала Алиса, и пирог с ядом таял на подносе. Каждому доставалось по кусочку смерти, позади идущей Алисы возились врачи и возводились погребальные конторы.

Вздувшийся, синий Лев катался по земле и просил прощения за всё, Единорог напротив, всех прощал. Алиса одна шла посреди этого содома, не ведя бровью и не ведясь на панику. Алиса была прекрасна, как именины костлявой. Она, наконец-то, почувствовала, что боль внутри утихает, пружины распрямляются и какой-то окраинный смысл вылезает из подполья вперёд.

НЕ ДЕРЖИ В СЕБЕ, ДЕЛИСЬ СО ВСЕМИ!

И ТВОЯ ВОЗМЁТ!