7d8363ee131979e5de784a3ad8153e96

Руки Мэгги крепче стиснули шею пса. Она посмотрела на него, потом на меня и решительно кивнула своим маленьким подбородком:

— Да. Я не против.

— А ты как, Мыш? — спросил я. — Сможешь хорошо себя вести рядом с едой?

Моя собака смотрела на парк с выражением, которое можно было бы назвать задумчивой печалью, будь мы героями мультфильма. Он наполовину скулил и наполовину грохотал где-то в глубине своей груди.

— Что, мальчик, беда? — спросил я.

Нет, это были не избитые фразы. Мыш лучше меня чувствовал опасность и не раз это доказывал.

Он таращился так минуту, потом медленно выдохнул и поднял глаза на меня. Его уши встали торчком, он вилял хвостом. Я решил, что это значило «всё в порядке».

— Ладно, — сказал я и погрозил ему пальцем. — Будь молодцом.

— Гав, — сказал Мыш.

— Он всегда молодец, — сказала Мэгги и поцеловала его в ухо. Для этого ей пришлось совсем чуть-чуть нагнуться, и он любезно подставил голову.

— Хорошо, — сказал я.

Мы сели за столик в кафе, я заказал картошку фри и оставил Мэгги двадцатку на вторую порцию, если ей будет нужно. Убедился, что ей удобно, усадил Мыша у её ног и быстрым шагом вышел, осторожно включая свои магические чувства.

Магия — живая сила, у неё есть дыхание, но ничто не заставляет её бурлить и завихряться так, как это делают люди, а особенно их чувства. В зависимости от эмоции и её силы магия может трепетать и пульсировать, как мембраны динамиков на рок-концерте, сильно резонируя с чувствами тех, кто с рождения может это ощутить. Таких людей куда больше, чем кажется: те, кому вдруг становится не по себе в лесу, те, кто чувствуют угрозу, исходящую от тёмного паркинга, те, кого нечто, витающее в воздухе, заставляет насторожиться и безо всякой причины вдруг перебежать дорогу — чаще всего у них есть дар чувствовать. Если они доверятся инстинктам, то могут избежать кучи неприятностей.

Например, приложив чуточку усилий, я мог почувствовать мощное, неприятное беспокойство, идущее откуда-то справа, с одной из аллей парка. На моих глазах полдюжины людей прижалось к одной стороне дороги, видимо, чего-то избегая, либо просто передумало идти в ту сторону. Инстинкты их не подвели.

Мои инстинкты постоянно закатывают глаза от решений моего мозга. Я решительно направился прямо к неприятной энергии, нарываясь на беду.

Её я отыскал где-то в пятидесяти ярдах [~45.7 метра], в самой тенистой части аллеи, где парковые деревья, кусты и стены различных построек и загонов окружали скопление тени, которому не полагалось быть настолько тёмным.

Молодой парень в чёрной кофте с капюшоном стоял в тени, глубоко засунув руки в карманы. Воздух вокруг него пульсировал злостью и страхом на грани паники. В воздухе вокруг него барабанной дробью стучали напряжение и энергия куда большие, чем положено излучать хлипкому смертному. Он был худым, и пусть в профиль я видел лишь кусочек его лица, прыщи всё равно бросались в глаза.

Звёзды и камни.

Колдун.

Магия у молодых людей, можно сказать, сама собой вырывается на сцену, когда они обнаруживают в своём распоряжении способности и силы, которые будто бы вышли прямиком из книжек для детей. В лучшем случае весть об этом приходит в Белый Совет, а он отправляет кого-нибудь обучать это юное дарование и следить, чтобы оно никому не навредило.

Так получалось слишком редко, и из года в год всё реже и реже. С ростом населения всё больше одарённых детей открывали в себе способности, и возможно, трёхсотлетние маги у руля Белого Совета… не слишком быстро адаптировались к изменениям, которые происходили среди смертных. Когда эти дети просачивались сквозь (всё растущие) трещины в системе, их способности могли открыться пугающим, даже жестоким способом, и часто настолько, что они вынуждены были бежать из дома и от общества. Потом им приходилось одновременно выживать и справляться со своими способностями.

Многие из них пользовались даром самым худшим способом. Непростительным способом. Таких детей звали колдунами, и Совет избавлялся от них жёстко, с концами.

Я смотрел на парня какое-то время.

Я был этим парнем какое-то время.

Потом я сделал необычную для себя вещь: закрыл глаза и ушёл.

— Что там было? — спросила Мэгги, когда я вернулся. Она волновалась и немного ёрзала на стуле.

Я спорил сам с собой, нужно ли мне смягчать углы. На сегодня ей явно было достаточно переживаний. Но… Я уже давно практикую волшебство, и эти годы показали мне, какими последствиями оборачивается неведение близких мне людей, когда я пытаюсь что-то замолчать ради их же собственного блага.

Я посмотрел в её искреннее, открытое личико и огромные глаза.

Да.

Нет смысла начинать общение с дочерью с давно избитых ошибок.

— Колдун, — тихо сказал я. — Молодой волшебник, который не контролирует свои силы. Опасный.

Её глаза расширились:

— Вы дрались, оно и ты?

— Он, — ответил я. — Нет.

— Почему? — спросила она.

— Потому что обычно они никому не хотят зла, — сказал я. — Они не понимают, что с ними происходит. Никто не объяснил им, что будет, если нарушить правила.

— Это несправедливо, — сказала Мэгги.

— Нет, — ответил я. — Но это не значит, что они не опасны.