8–9–8

Снова получается, что он подколол девушку. Но она сама виновата, могла бы и не держать в руках булку с плоской котлетой.

— Ты меня поймал. — Анархистка дергает себя за подбородок. — Один — ноль. Но сейчас мы это исправим.

Она разжимает пальцы и гамбургер шлепается на пол. Остается только закрепить успех и приструнить аборигена, посмевшего показать зубы, — кроссовок девушки с силой опускается на несчастный фаст-фуд, и давит, давит его. Размазывает по полу.

Габриель наблюдает за всем этим с неослабевающим вниманием.

— Так будет со всяким, кто поимеет наглость не согласиться с вашими идеями? — наконец спрашивает он.

— Ха-ха! Я же говорила — ты интересный чувак. И язык у тебя подвешен.

Теперь уже девушка без всякого стеснения разглядывает Габриеля, вот интересно, что она при этом думает?

— Говорят, вы хорошие любовники, — неожиданно заявляет она. — Это правда?

— Кто это — «вы»?

— Вы. Испанцы.

— Не знаю. — Габриель явно смущен таким головокружительным поворотом беседы. — Я… не рассматривал испанцев в таком разрезе.

— Вот ты — хороший любовник?

Ну точно, в графе «практика» просто необходимо проставить галочку — любой ценой. Смутить аборигена, сбить с толку, заставить потерять ориентацию в пространстве и получить над ним полный контроль. А там, глядишь, и экзаменаторы подоспеют, руководители семинара;может, они уже сейчас плющат свои носы о стекло!.. Габриель инстинктивно вперился взглядом в витрины —

никого нет.

Улица перед магазином пустынна.

Что, в таком случае, он должен отвечать бесцеремонной незнакомке? Если он скажет «нет» — она наверняка найдет возможность высмеять его, раздавить как давешний гамбургер. Один-один —

счет сравняется.

А если он скажет «да»?

— …Так ты хороший любовник?

— Хочешь проверить?

— Хочу.

Уфф-ф. Упс. Кхэ-кхэ.

Все это начинает напоминать Габриелю подметные книжонки Марии-Христины. Но не те, которые она демонстративно оставляла на полу, в туалете. Другие. Те, что прятались у нее в комнате, под невинными подушками с невинными котятами. Их содержание было самым что ни на есть гнусным (привет тетке-Соледад!). Смесь наива и откровенной порнографии, где наив все-таки преобладает. Они совсем не впечатляли искушенного в словах Габриеля, но каких-то струн все же касались. Как будто в животе играло сразу несколько педальных арф.

Вот и в данное мгновенье они играют, уфф-ф. Упс. Кхэ-кхэ.

— …Прямо сейчас?

— Прямо сейчас, почему бы и нет? — нисколько не смущается рыжая террористка (после всего сказанного Габриель думает о ней именно как о террористке).

— А если у меня есть девушка? — Девушки у Габриеля нет и в помине.

— Что это меняет? Ты же мужчина.

— Ты меня провоцируешь? Это какое-то задание?.. — Габриель мнется, подыскивая нужное слово. — Э-э партийное…

— Нет.

— А как же все твои высказывания? Насчет типично мужского удовлетворения своих низменных страстишек… и тэ пэ.

— Женщина тоже может удовлетворять свои желания. Никакого противоречия я не вижу.

— Да кто ты вообще такая? —

когда это он успел перейти на «ты»? Стремление к баррикадам и бойне на Плайя-Хирон заразительно.

— Ну вот, так я и думала. Знаешь, что еще говорят про испанцев?

— Просвети.

— Что они настоящие боги в словах, и что все их поэты… ваши поэты — боги, и что вы сладкие, как патока, и говоруны, каких свет не видел. Но как только речь заходит о деле… Тут ваши ряды резко редеют… Что, правду я сказала?

Она точно провоцирует Габриеля! Что она задумала? Подошла слишком близко и почти касается его глазами Че. Абсолютно рельефными, чего не предполагает графика, тем более — нанесенная на дешевый трикотаж. Че был святым, Че был неистовым, и взгляд у него был ясным, но какая-то сумасшедшая нацепила его лицо на свое тело — и все в этом мире встало с ног на голову. И теперь в глазах бесстрашного Че вспухают женские соски, острые, но при этом круглые, Габриелю хорошо это заметно. А еще в глазах Че появилась какая-то мутная двусмысленность, и неизвестно, как он будет относиться к кумиру своего детства, когда…

Когда что?

Когда что-то произойдет.

Что-то же должно произойти?

Уже происходит.

С самой девушкой, прилипшей к Габриелю, как ириска к небу. И с Габриелем тоже. Кажется, она задумала поцеловать его и делает это без всякой предварительной разведки, что свойственно нетерпеливым анархистам, или лучше сказать — левоэкстремистам; пропихивает свой язык сквозь зубы Габриеля с той же целеустремленностью, с какой закладывала бы бомбу под автомобиль вице-президента компании-монстра «Reebok».

Впервые чей-то язык проник в Габриелев рот — и это приятные ощущения.

Очень приятные.

Габриель не должен облажаться, иначе она поймет, что он полный профан, — и все закончится, не начавшись. Он не облажается, нужно только выбросить из головы все то щемящее, высокое и маловразумительное, что он читал о любви в хороших книгах. И сосредоточиться на жалких порнографических поделках из коллекции Марии-Христины: никакой особой лирики, никакой философии, зато бесподобен описательный момент: что, куда и как.

У Габриеля должно получиться. И получается.