Гнусность— любимое словечко тетки-Соледад, при этом конкретное его значение никогда не расшифровывается. Гнусность разлита в воздухе; она, подобно пыли, тонким слоем лежит на всех предметах; человеческие умы и человеческие языки не генерируют ничего, кроме гнусности. Все, когда-либо написанные книги, — гнусность, телевидение — еще большая гнусность; любовные песенки, звучащие по радио, — гнусность в квадрате. Что уж говорить о собаках и кошках, они бегают по улицам и беспрестанно гадят. Малолетние дети не озабочены ничем другим, кроме как слежкой за срамными поступками взрослых, — вот уж гнусность так гнусность!.. Мужчины наполнены гнусностью по самые кадыки, в женщинах уровень гнусности претерпевает сезонные колебания — от низа живота до ключиц. И лишь вокруг тетки-Соледад существует клочок пространства, свободный от гнусности. Его площадь не больше, чем площадь боксерского ринга, он огорожен канатами из сплетенных друг с другом зубных нитей, по краям вбиты добротные лубовые распятия, и в самом центре, освещенная тысячью прожекторов, облаченная во все белое, стоит она —
Соледад.
На самом деле тетка-Соледад никогда и никому не являлась в белом. Она предпочитает немаркие ткани и не бросающиеся в глаза цвета, все ее платья существенно ниже колен, их рукава скрывают запястья, а воротнички — шею, Габриелю она кажется ведьмой, Марии-Христине — инквизиторшей, охотящейся на ведьм: и то и другое недалеко от истины. Вместе с ее приездом в фамильном гнезде семейства Габриеля (и без того не слишком веселом) поселяются уныние и тьма. Из-за тетки-Соледад Габриелю никогда не удавалось толком разглядеть бабушку. Бабушка вечно находится в тени своей младшей дочери (тетка-Соледад —
— Нет,—
честно признается Габриель, холодея от предчувствия, что сестра расскажет ему нечто выдающееся. Нечто, сравнимое по силе воздействия с историей о том, откуда берутся дети. Прошло уже несколько лет с тех пор, как Мария-Христина раскололась по поводу детей, а Габриель до сих пор под впечатлением.
— Эта шизофреничка Соледад— единственный шанс старухи попасть на небеса. Шизофреничка отмаливает старухин грех, денно и нощно. А если вдруг перестанет отмаливать — тут-то старухе и конец, загремит в ад, как миленькая.
— Грех? — Габриель морщит нос,
пытаясь сообразить, не тот ли это грех, который связан с гнусностью? И со свиданиями Марии-Христины с
Нет, не тот.
Речь идет о грехе убийства, — поясняет Мария-Христина, — когда-то давно бабка убила своего мужа, так-то, недоумок.
— Убила? — От сказанного сестрой у Габриеля начинает страшно колотиться сердце.
— Ага. Зарезала ножом и зарыла, как собаку. И сказала всем, что он уехал в другой город, а потом — в другую страну, а потом и вовсе пропал.
— И ей поверили?
— Конечно. Тем более что Соледад все подтвердила. И наша мать все подтвердила. Жаль, что меня тогда еще не было на свете. Я бы тоже подтвердила.
— Зачем?
— Затем, что все мужчины подлецы. Но ты еще слишком маленький, тебе этого не понять.
Не понять. Как не понять, шутит Мария-Христина или говорит серьезно, она большая мастерица приврать при случае, а на беспокойную жилку на ее виске обращает внимание только Габриель. Надо бы спросить у сестры, относится ли вышесказанное и к
Не так давно Габриель расправился с котенком.
Конечно, он был не один — в компании с другими мальчишками. Компания — очень важная составляющая жизни десятилетнего мальчика. И Габриель хотел попасть в нее не меньше, чем Мария-Христина в объятия
Мечтатель-одиночка без единой царапины на локтях, без единой ссадины на коленях — такое положение вещей решительно не устраивает Габриеля, отсюда и компания.