8 декабря 1980 года: День, когда погиб Джон Леннон

Не прошло и месяца со дня смерти Эпштейна, как в Англии узаконили гомосексуальные отношения. Возможно, проживи он дольше, успел бы почувствовать себя нормальным человеком. Джон, которого многие считали объектом страсти Брайана, увековечил его память в песне «You've Got to Hide Your Love Away», и сам записал ее на двенадцатиструнной гитаре.

Через неделю имя Марка Дэвида Чепмена прогремит на весь мир.

Эта мысль грела Чепмену душу. Он третий день ждал под окнами Дакоты. Развязка приближалась. Но хватит ли ему смелости убить Леннона? Может, лучше совершить другой поступок, не менее впечатляющий? Марк почувствовал, что его самого смерть больше не страшит. Если его над трупом Леннона застрелит полицейский — так тому и быть, он все равно навеки войдет в историю.

Но что, если он не встретит Леннона? Все остальные фанаты, торчащие перед Дакотой, уже видели кумира, а Марк второй раз в Нью-Йорке, почему Леннон вечно от него ускользает? Может, сама судьба стоит у него на пути?

Но уехать ни с чем Марк не мог. Он не умрет в безызвестности. Если он не сумеет убить Леннона, есть и другие варианты. Например, пойти на экскурсию в голову статуи Свободы и спрыгнуть вниз.

Люди все равно его запомнят.

«Битлз» в компании других звезд поехали в индийский город Ришикеш осваивать Трансцендентальную медитацию в ашраме Махариши Махеш Йоги. Там гуру заманил Миа Фэрроу в темную пещеру, загнал в угол и неуклюже облапал. Пол и Ринго уже вернулись в Лондон, но Джон и Джордж, узнав о том, что Махариши попался на горячем, а так же по слухам соблазнил другую последовательницу, пошли разбираться к «аскету, давшему обет воздержания». Не только Леннон утратил веру в Махариши, но даже Джордж начал сомневаться в честности духовного наставника. Покидая Индию, Джон начал писать новую песню: «Махариши, ты злодей / Ты обманывал людей».

Фэрроу потом призналась, что могла неверно истолковать жест наставника, и Джордж уверовал, что Махариши стал жертвой дурной молвы. Леннон не был в этом уверен, но согласился с требованием Харрисона убрать из текста имя гуру. Песню в результате назвали «Sexy Sadie».

Через месяц после фиаско в Индии Синтия Леннон уехала в Грецию, а Джон пригласил в гости Йоко, якобы поэкспериментировать со звуком. По возвращении домой Синтия застала Джона и Йоко сидящими на полу в позе йоги и смотрящими друг другу в глаза. Тапочки японской художницы стояли у двери супружеской спальни. Она явно жила здесь не первый день. Джон не стал утруждать себя оправданиями, и Синтия собрала чемоданы.

Она не винила супруга: по ее мнению, Джон и Йоко не могли не полюбить друг друга, ибо обладали «единством тела и духа», с которым ей было не тягаться.

— Йоко не украла у меня мужа, — напишет Синтия в автобиографии «Мой муж Джон», — потому что он и так мне не принадлежал. Он всегда был сам по себе, и делал что хотел.

Тем не менее, она была вынуждена подать на развод по причине супружеской неверности. Джон все признал, и 8 ноября 1968 года все бумаги были подписаны.

Джордж Арцт скакал по широким старинным лестницам Сити-Холла. Он занимал там скромное помещение, но всяко лучше, чем грязная комната отдела новостей «Нью-Йорк Пост», с облупившейся краской и поломанными пишущими машинками. В прошлом начальство требовало, чтобы он звонил в редакцию сразу по приезду на Геральд-сквер. Выудив из кармана монетку, Джордж бежал к таксофону и получал задание. Если ничего срочного не было, ему приказывали явиться в Сити-Холл. Сказать по правде, эта фраза звучала каждый божий день. С годами из журналиста широкого профиля он превратился в шефа бюро своей газеты в Сити-Холле.

Еще в 1980 году журналистский корпус Нью-Йорка в массе состоял из ребят, неотличимых от чиновников. В особенности это касалось «Нью-Йорк Пост» и «Дейли Ньюс». Их репортеры, родом из окрестных городков, писали с пролетарской основательностью. Джордж помнил, как мама внушала ему: «Кем ты станешь, зависит только от тебя. Денег, чтобы помочь тебе, у нас нет».

Сперва он выбрал работу в газете, чтобы, общаясь с людьми, победить собственную застенчивость. А потом полюбил репортерскую жизнь. Рядом были настоящие титаны журналистики — Джимми Бреслин, Пит Хэмилл, Нора Эфрон, Хелен Дудар. В их среде царил сексизм — если женщина была крутой и сильной, она превращалась в своего парня.

Сити-Холл, центр городской администрации, был плодоноснейшей делянкой. В середине семидесятых, когда мэрствовал Эйб Бим, а город переживал первую волну массовых увольнений со времен Великой депрессии, в зале для пресс-конференций приходилось следить за языком. Репортерам строго-настрого запрещали произносить в присутствии мэра слово «банкротство». Можно было находиться «на краю пропасти», но не на грани банкротства. Эд Коч оказался совсем другим типажом. Говори, что хочешь, но не обижайся, когда тебя начнут возить лицом по столу.