Едва уяснил я — куда попал да какое время на дворе, то тут же вспомнилось мне и самое главное несчастие вскорости грядущее на народ сей. Бедствие называемое «Погибелью Земли Русской» или «Великим Несчастием», подобно чуме, «Чёрной Смерти», что уничтожит треть людей в странах христианских. Ибо и от сего несчастия каждый третий человек из людей русских убит будет, или от голода да холода сгинет, или в полон в страны незнаемые угнан. Однако же беда сия многократно хуже чумы. Да хоть одно сказать: после чумы пусть и пусты города, а — стоят. После же сего бедствия из каждых трёх русских городов — два пепелищами стали. Половину сих пепелищ заново и отстроить не смогли. Это на Руси-то, где всякое селение через год горит да заново строится!
Несчастие сиё состоит в нашествии новых народов степных. Сколько их разных на Русской Земле бывало… Авары и угры, торки и хазары, печенеги и половцы… Однако же новые народы — татаре и мунгалы — против всех злее. Хуже даже и гуннов с их Аттилой, которому прозвание — «Бич божий». Народы дикие, лютые, в воинском деле — искусные, в бою — хитрые да яростные… «Погибель».
Предожидая сиё бедствие, тщился я поначалу об нём и не заботиться. Ибо быть ему нескоро, лет через восемьдесят от моего здешнего появления. А по делам моим выходило, что и до завтра дожить — иной день удача немалая. Да и силы мои малы были. Размышлять же о бедах, от которых защититься не по силам, полагаю занятием вредным и бессмысленным.
Однако же, когда силы мои возросли, когда основан был городок мой Всеволжск, когда голос мой стал по Руси звучать, вспомнил я и об этой «Погибели». Неверно сказал: не — вспомнил. Ибо и не забывал никогда. Но начал о сей заботе думать, и дела свои так делать, чтобы Святую Русь от «Погибели» уберечь.
Предвидя беду величайшую, предпринимал я и меры, сему несчастию соответствующие. Великие, скорые, жестокие. Следуя часто не исконным стремлениям да нуждам народа русского да князей славных да церкви христовой, но заботам об избежании сего грядущего бедствия. В спорах с новогородцами ли, волынцами ли, в раздорах с государями ли, народами ли сопредельными почитал я уместными деяния особливо жестокие, ибо сравнивал лютость свою не с обычаем, для мест здешних привычным, но с лютостью грядущей, с несчастиями будущими, с «Погибелью».