Я стою, ловлю ртом воздух и глушу истерику. На автомате добираюсь до своей, вернее, выделенной мне комнаты, падаю на кровать и смотрю в потолок. Внутри такая пустота, что я даже не могу плакать.
Меня даже посещает мысль о том, чтобы послать Асхадова с его помощью подальше, и уйти. Держать он не станет — я уверена. Искать тоже. Но и помогать ещё раз — скорее всего — не будет.
Он ведь и так почти навязался со своей помощью. Мог бы не приходить и не спасать.
Да и куда я уйду? В родительскую разгромленную квартиру? Попрошусь к тёте Софе? Куда? Сейчас я одна в целом мире. И отвергать помощь Асхадова было бы глупо. Тем более — если отбросить эмоции — ведёт он себя почти благородно: не пристаёт… А ведь мог бы потребовать за долги оплату телом…
И…
Думая об этом, вспыхиваю, как спичка. И понимаю, что всё это время лишь силой воли гнала от себя мысли о нём, как о мужчине. Потому что если начну…ооо…
А ведь скоро — если не стану дурить и пытаться взбрыкнуть, отказаться от помощи — мы станем мужем и женой. И мне будет сколько угодно позволено не только думать о нём в таком ключе, но и…
Интересно, а в постели он такой же — жёсткий и ледяной? Или под этой толщей льда кипит лава?
Я загадываю: пусть будет жестковатый и горячий.
Густо краснею. Зато мысли с обидных переползают на фривольные. Это приподнимает мне настроение.
Вспоминанию, что Людмила Васильевна просила меня разморозить Асхадова. Значит, шанс есть. И я постараюсь сделать всё, чтобы им воспользоваться.
И я таки поднимаюсь и открываю шкаф. Вещей действительно много. Притом рассортированы сразу комплектами с аксессуарами и обувью. Всё очень дорого, респектабельно и не по-моему.
Снова помощь — но на чужих условиях. И принимая их — раз за разом — не потеряю ли я личность? Не стану ли действительно вещью — без собственного мнения, гордости, права голоса?
В конце концов, Асхадов пока ещё меня не купил, потому что не заплатил Ржавому ни копейки. Да и я уверена — несмотря на все его высокопарные фразы о том, что долги всегда надо платить — платить он ничего не собирается.
Но мне сейчас реально интересно взглянуть в глаза этому Ржавому и высказать ему всё.
А потом — будем разбираться с Асхадовым.
Я выбираю скромные узкие джинсы, бледно-розовую блузку и лёгкие туфельки-балетки. Это всё более-менее подходит мне по стилю. Откладываю вещи на кровать и иду в ванну наводить марафет.
В гостиную выхожу ровно к назначенному сроку.
Асхадов стоит и смотрит на часы. Реально засекал время? И реально выволок бы в том, в чём нашёл? Почему-то я в этом даже не сомневаюсь.
Мой внешний вид он оценивает коротким замечанием:
— Ну, хоть так. — И пропускает вперёд.
Сам же он одет, как всегда, идеально. Только разве что костюм сменил на более светлый. И галстук подобрал… мятный. Под цвет своих удивительных глаз.
Или потому, что я выбрала свадебный декор в этом оттенке?
Будь я поэтом, начала бы стихотворение о нём так:
Но я не поэт. И с рифмами у меня туго.
…В этот раз, когда мы выходим, нас ждёт машина с водителем.
И это лучше. Асхадов садится на пассажирское кресло вперёд. А я забираюсь одна назад.
Сейчас мне не хочется сидеть с ним рядом. Я не знаю, как на него реагировать. Не понимаю, какая ему выгода и корысть. В том, что подобные люди ничего не делают бескорыстно, можно быть уверенной на сто процентов.
Понять бы, зачем я ему? Почему он передумал и вернулся за мной? Предположить внезапно вспыхнувшие чувства у человека-калькулятора — несусветная глупость.
Мы подъезжаем к довольно уютному ресторанчику. Не думала, что Асхадов посещает такие места.
Ему по статусу положено что-то фешенебельное, со звёздами Мишлена.
Идём к двери.
Рядом.
Не касаясь.
Дверь он галантно приоткрывает и пропускает меня вперёд.
Официант сразу радушно встречает нас и ведёт к столику. Из-за которого поднимается человек удивительно похожий на моего любимого актёра Пола Беттани — такой же высокий, худощавый, чуть нескладный, рыжий и весь в веснушках.
— Руслан, — говорит он, протягивая мне узкую длиннопалую руку.
У него приятный, чуть хрипловатый, будто от простуды, голос.
И это нечестно! Бандиты не должны выглядеть так! И так звучать.
Я чуть смущаюсь и подаю ладонь в ответ.
Он осторожно берёт мои пальцы, наклоняется и… целует.
Потом вскидывает голову, смотрит в упор на Асхадова и выносит вердикт:
— Приятель, она слишком хороша для тебя.
И Асхадов удивляет меня, когда глухо, тихо и печально произносит в ответ:
— Знаю.
2(7)
Перехватываю его взгляд. А там — колкие и ломкие углы растаявших льдин, мятная прохлада и…грусть. С чего бы? Что с ним?
Но — словно снова набегает северный ветер — глаза леденеют, а красивые губы кривятся в ехидной усмешке.
— Поэтому и решил на ней жениться, — говорит вроде бы серьёзно, но я чувствую в голосе насмешку. — Познакомься с моей невестой, Рус — Алла Альбертовна Нибиуллина. — Он специально выделяет мои отчество и фамилию, и я вижу, как Ржавый меняется в лице, отступая к столу.