8 марта, зараза!

Вот как ты вопрос ставишь, дорогой. Интересный поворот сюжета через три года супружеской жизни. Ну что ж, медвежонок, у меня для тебя сюрприз, который тебе ооочень не понравится!

— А нечего переводить! — заявляю с апломбом, глядя в его белеющие от злости глаза.

— Что значит — нечего? Только не говори, мразь…

— Скажу, Коля, ещё как скажу! Я все до копейки деньги перевела в различные благотворительные фонды! В помощь больным детишкам!

Коля издаёт дикий рёв, хватает со стола нож и кидается на меня. Я вовремя успеваю отскочить и выбежать в прихожую.

— Ты совсем охренел! — киплю я.

— Это ты охренела, падла! Если тебе, долбо**е, деньги были не нужны, отдала бы мне! Шмара проклятая!

Он идёт на меня, я пячусь в комнату, пытаясь воззвать к его благоразумию:

— Коля, уймись! Что ты такое творишь?!

— Уймись! Ты, сука, говоришь мне уймись, после того, как слила все мои бабки!

— Твои? — возмущаюсь я. — Да твоей там и копейки не было!

— Да, мои, падла, мои! — визгливо орёт он. — Думаешь, я три года тебя терпел по большой любви? Ты, бля**, три года не говорила мне, что у тебя куча бабла. Невинной овечкой прикидывалась. SMS-ки, сука, удаляла. И, бля**, всегда ж успевала! Я уже начал думать, что мы всё это зря затеяли, пока сегодня не увидел деньги. Бля***, увидел и потерял! Сука-сука-сука!

Он начинает резко долбить ножом в том месте, где ещё недавно стояла я. Едва успеваю отпрыгнуть в сторону.

Мозг лихорадочно ищет решение. Самое правильное — звонить в полицию. Нужно добраться до телефона.

У Коли нож застревает в стене, он пытается его вытащить, матерясь ещё больше, а попутно — высказывает мне правду, от которой начинают шевелиться волосы:

— Это бабуля всё придумала. Когда ты пришла селиться к ней, она вспомнила, что видела тебя по телевизору. Твою, бля**, свадьбу крутили по федеральным каналам! А у моей бабули отменная память. Она и опознала в тебе жену строительного магната с Юга. Мы поняли, что вы развелись, а в этом случае такие закидушки, как ты, получают солидные отступные. И бабушка придумала, чтобы я женился на тебе и незаметно до денег добрался.

Я закрываю себе рот рукой, потому что меня душат рыдания. Мерзость какая! Господи! А я этим людям верила! Бабушку старалась с каждым праздником поздравить хоть мелочью какой-нибудь. А им… им нужны были деньги!

— Думаешь, мне было приятно с тобой жить, вешалка костлявая! Хер там! Я нормальных баб люблю. Светку из сто семнадцатой. Думаешь, я на работу каждый день ходил? Да куда там! Мы ларёк в два закрывали. И я к Светке шёл до вечера. Спал у неё, жрал, трахался. Светка — огонь. Не то, что ты — бревно бревном! Ни хрена в постели не умеешь! То-то тебя твой олигарх и бросил! Мы со Светкой сегодня планировали отдыхать поехать, а ты, сука, нам подляну устроила.

Меня трясёт. Всё сказанное ощущается на коже, как ведро холодных помоев. Будто меня в нечистотах вывалили.

— Светка моя бесплодна. У неё матки нет. Она не выносит мне мозг личинкой своей, как ты, дура помешанная. На хрен мне ребёнок был! Я же просил! Нет, сука, втемяшилось тебе это потомство. Ну, будешь теперь сама, падла, разгребать. Хотя нет, — он прищуривается зло и ядовито, — так просто я тебя не отпущу. Тех, кто кидает на бабки, наказывают. Сурово, бля**, наказывают. И я тебя накажу! — верещит он.

Всё лицо красное, редкие волосы стоят дыбом, пухлые губы дрожат. Он омерзителен.

И… в этот раз я не успеваю отскочить. Коля подбегает ко мне слишком резко и со всей дури влепливает такую пощёчину, что я падаю на пол, юзом еду по полу и ударяюсь головой о ножку стола…

В меркнущем сознании — жуткое видение: толстяк с перекошенным от злости лицом и бельевым шнуром в руках склоняется надо мной…

4(5)

Прихожу в себя, и на меня сразу обрушивается боль — в голове от удара, в руках. Они задраны вверх, грубо смотаны шнуром для белья и привязаны к трубе отопления. Я полусижу на полу, блузка на мне разорвана.

Всхлипываю, пытаюсь вырываться, ослабить путы. Но Коля постарался на славу — связанна я надежно.

Происходящее до сих пор кажется мне диким розыгрышем и не укладывается в голове. Коля, мой тёплый мягкий домашний Коленька, просто не может творить такую дичь и говорить такие пакости.

— Коленька, — хнычу, — медвежонок мой… Развяжи меня, мне больно.

Слова и самой-то едва слышны, бормочу себе под нос. Разве он услышит? Тем более что муж сейчас разговаривает по телефону. У меня плывёт сознание, мажется реальность, но я всё равно разбираю некоторые слова.

— Юрка, жду. Ага, и она ждёт, — мерзкая улыбка кривит пухлые губы Колюни.

Юрка…Колин партнёр по бизнесу. Они вместе держат ларёк. В памяти всплывает образ приземистого качка с неприятным лицом, лысого, с наколками. У него глубоко посаженные масленые глаза, которыми он всегда шарил по мне. От этого липкого взгляда хотелось потом отмываться. Юра противен. Всех женщин он называет «дырками» и считает, что они созданы лишь для траха. При этом в свои почти тридцать живёт с мамой в убогой двушке, в нашем же районе.

— Не надо Юрку, — хриплю я, мотая головой. — Он гадкий, — жалобно умоляю я, ёрзая в неудобной позе.