Дальше девица сообразила, что семья, ею потревоженная, состоит из людей удивительной цельности, не ведающих сомнений. Что, возможно, нехорошо. А вот цельность семьи была прекрасна. Семья составляла собой систему настолько гладкую, функционально экономную, обтекаемую, компактную, остроумно слепленную, что являлась, по сути дела, произведением социального искусства. Ее собственная родительская сота (ячейка, фамилия) была обдумана неизмеримо меньше. На устройство интел. семейства не было потрачено и тысячной доли усилий, очевидно приложенных к созданию совершенной модели семейства «народного». Складывалось стойкое впечатление, что, если каждый член простой семьи был сам по себе устроен несколько проще, нежели наша девица (которая тоже, между прочим, не бином Ньютона), то «простая» семья устроена значительно сложнее интеллигентской. То есть силы были потрачены не на совершенствование себя, а на совершенствование роя.
И эта фантастическая система смертельно девицу боялась. Потому видела главный залог своего сохранения в абсолютной безвестности и закрытости стратегий выживания. Описание семьи могло семью уничтожить. О чем-то подобном говорил социолог Симон Кордонский в одной из своих публичных лекций: «Я могу просто привести пример, когда я в каком-то мохнатом году подробно описал деятельность одного сельского райкома партии и одного сельского исполкома, то кончилось это уголовным делом, по которому посадили довольно много народу. Такая социологическая случайность: сделал отчет в одном экземпляре, этот экземпляр был использован в рамках политической борьбы на уровне края. Значит, описание системы уничтожает систему».
Простая семья, разумеется, не занималась никакими противоправными действиями, подобно сельскому райкому партии, но каждым своим прожитым днем ясно давала понять, что достижение цели самосохранения для нее гораздо важнее выбора средств, необходимых для этой работы. Девица была потрясена — с чем же именно она столкнулась? Какое сословие перед ней? Можно ли обойтись расплывчатыми понятиями «городского мещанства», «простой семьи»?
II.
С тех пор прошло много лет, а любопытство не отпускает меня до сих пор.
Время идет, появляются новые общественные страты, исчезают сословия и классы («класс рабочих, класс крестьян, класс служащих, прослойка советской интеллигенции»), растет если не количество буржуа, то, по крайней мере, количество людей, ведущих буржуазный и мелкобуржуазный образ жизни (а мелкобуржуазный образ мыслей имеет уже вся страна), а социальное устройство российского общества так и не описано.
В России живет непонятно кто и непонятно как. Что именно объединяет живущих в стране людей, тоже не до конца ясно. Тот же Кордонский как-то сказал, что язык и телевизор. У меня есть менее конструктивная, но более трогательная версия. Однажды, в далеком и богатом сибирском городе я была в гостях у достойнейшего человека, прекрасного архивиста, страдающего, к несчастью, провалами памяти. На дверях его квартиры (с внутренней, разумеется, стороны), было написано аршинными буквами: «Паспорт, ширинка, газ». То была памятка, что именно проверить в первую очередь, выходя из дома. Я смотрела и думала — идеальный перечень предметов, объединяющих страну. Идеальный. Паспорт. Ширинка. Газ.
Пока основная масса социологов все вычленяет новые российские классы богатых и бедных и нащупывает средний класс, появились несколько работ, дающих надежду, что страну все-таки рассмотрят и опишут.
Чрезвычайно интересна работа Симона Кордонского «Сословная структура постсоветской России». Кордонский — ученый с исключительной интуицией, чувствующий общественное устройство как никто сейчас, и, по его мнению, в России «сословия, а не классы, были, есть и в предвидимом будущем останутся, основными элементами актуальной социальной структуры». Почему? Потому что «... Россия страна, в которой в стабильные времена, вне революций и перестроек доминирует сословное мироустановление, основанное на неравенстве граждан перед законом и различиях в объемах прав и обязанностей перед государством». А это отчего? «Россия — ресурсное государство, — пишет Кордонский, — в котором ресурсы не приумножаются, а распределяются — делятся между сословиями. Классовая структура в России уже больше ста лет не может сформироваться, ее сметают волны сословной жажды социальной справедливости».
Кордонский описывает семь титульных сословий, ибо они выделены федеральными законами. Государственные гражданские служащие. Военнослужащие. Правоохранители. Судьи. Депутаты. Казаки. Муниципальные служащие. «К деятельности членов титульных сословий неприменимы понятия труд и оплата труда. Служивые служат, а не работают».