80 сигарет

Мы пьем из пластиковых стаканчиков на брудершафт, потому что нам приятно находить повод для поцелуев. Нам нравится поднимать пафосные тосты, признаваться друг другу в любви. Нам девятнадцать.

Если ты боишься высоты – поднимись на четыре тысячи метров с парашютом за спиной.

Лично я боюсь скорости.

Мы познакомились на первом курсе. Уже тогда Герман играл в рок-группе на ударных. Он драммер от Бога. Обучение давалось ему легко. По крайней мере, если сравнивать со мной. Он взял в руки палочки еще задолго до того, как подал документы в колледж. Смешно слушать записи их первых «хитов», записанных на диктофон телефона во время игры на репетиционной точке. Прямая «бочка», кривые, сбивающиеся с такта, долбания по «рабочему». И все же это уровень как минимум второкурсника. А к тому времени, как он поступил, он мог заткнуть за пояс выскочек с четвертого. Собственно, благодаря этому мы и подружились. Мне нужен был кто-то, кто смог бы меня натаскать на практике. Я рвалась жить. Мне не терпелось собрать свою команду. Сколько себя помню, я мечтала стать барабанщицей. Теория и обучение в колледже – это конечно хорошо, и бросать учебу я не планировала, но и терять времени мне не хотелось.

Так мы говорим, когда рассказываем о том, как мы познакомились. На самом деле все немного иначе. Мне действительно хотелось найти себе преподавателя для дополнительных занятий. И пускай Герман был выше меня на голову по уровню мастерства (если вообще можно говорить о каком-то мастерстве, когда речь идет о первокурсниках), все же на роль учителя он не тянул. Но именно он стал моим «Учителем». А я – его единственной «ученицей». Нам хотелось проводить вечера вместе, и это был замечательный повод.

Мы оставались после занятий и терзали старую, прошедшую через тысячи барабанных палочек учеников ударную установку, пока нас не выгоняли.

Он красив. Он знает это. И тем забавней было наблюдать, как он робел передо мной в первую неделю нашего знакомства.

Свои страхи нужно перебарывать.

Я сижу перед инструментом. Сжимаю обмотанные изолентой барабанные палочки. Герман сидит за мной, прижавшись вплотную. Спиной я чувствую, как колотится его сердце. Ощущаю его дыхание на своей шее. Он рассказывает мне о Ките Муне, о Билле Уорде, Роджере Тейлоре. Нет, он не решится. И это прекрасно. Герману не составит труда уложить в постель любую с нашего потока, но сейчас он робеет, хотя я вижу, что он хочет того же, чего и я. Влюбленность превращает самоуверенных красавцев в нерешительных мальчиков. Он берет мою кисть в свою ладонь и показывает, как нужно извлекать чистый звук из открытого хай-хэта. Уорду было бы стыдно за нас. Наши руки слегка трясутся. Звук выходит отвратительный.

Страхи нужно преодолевать.

Я поворачиваюсь к Герману вполоборота. Уорд смущенно и понимающе улыбается, оставляет нас вдвоем.

Говорят, первый поцелуй остается в памяти навсегда. Я его почти не помню. Но до конца дней своих буду помнить наш первый поцелуй с Германом.

* * *

Смятая пустая пачка из-под сигарет вылетела в окно и угодила под колеса едущего сзади «уазика».

Токарь с тоской повертел в руках последнюю сигарету и вставил в рот. Прикурив, он взглянул на Нину. Она сидела рядом и уже битых десять минут что-то искала в недрах своей сумочки.

– Да вытряхни ты свое барахло на заднее сиденье, – посоветовал Токарь.

– Нашла уже.

Девушка извлекла из сумки крохотную флешку размером с ноготь.

– Ты не против, если я включу музыку?

Токарь пожал плечами.

– Да ради бога.

Подключив свой смартфон через блютус к машине и выбрав композицию, Нина нажала на «плей».

Полуэлектронные басы заиграли вступление.

– Это «Касабиан», – пояснила Нина.

Токарь поморщился.

– Рок? Я, если по-чесноку, такое не слушаю.

– Выключить?

– Да нет, слушай на здоровье.

Отыграв вступление, неизвестные Токарю музыканты перешли к куплету. К ритм-секции ударных и бас-гитары прибавился дерзкий вокал Тома Мейгана:

One, take control of me
You're messing with the enemy
Said it's two, it's another trick
Messin' with my mind, I wake up…

Нина закрыла глаза и откинулась на спинку сиденья. Пальцами начала легонько постукивать по коленям в такт музыке; губы синхронно с певцом нашептывали слова куплета. Она знала текст наизусть.

– Это хорошая музыка, – сказала Нина, не поворачивая к Токарю головы и не открывая глаз, – я на ней выросла. «Мьюз», «Колдплей», «Радиохед», «Касабиан»… наши так не умеют. Или не хотят. Да нет, наверное, все-таки хотят. Просто ни черта не получается.

Токарь с сомнением на нее покосился.

– Ну, не знаю. Не слушаю я такое. Песня должна быть со смыслом. Жизненная. Наговицын там, Круг, «Лесоповал»… чтоб за душу цепляла, понимаешь?

Улыбнувшись, Нина как-то странно на него посмотрела.

– А как у тебя с английским, милый?

– Не понял?

– Ну, насколько хорошо ты знаешь английский язык?

– Я его вообще ни хрена не знаю, – выпалил Токарь простодушно.

– Тогда почему ты решил, что в этих песнях, – Нина кивнула на магнитолу, – нет смысла?