812c16bc4d48fdee984253428f1a0f6d

- Следующая остановка - в Марселе, да, Фрэнк? Великий исторический город, которому почти три тысячи лет. В сравнении с ним поистине чувствуешь себя варваром, но при этом я знаю о Марселе лишь то, что он славится буайбесом. Может быть, во время остановки попробуем его?

- Буайбес, - ответил я, - есть не только в Марселе или на Рю Канабьер. Его можно заказать по всему побережью. Лишь один ингредиент для него необходим - окунь, которого можно поймать только среди скал. Там, куда мы едем, получишь на обед превосходный буайбес.

- А куда мы едем? Ты мне еще не рассказал.

- На твое усмотрение, - ответил я. - Если хочешь идеальное спокойствие, есть два тихих местечка в горах Эстерель - Агай и Ла-Напуль. Агай - в центре Эстерель. Там ты будешь абсолютно один - разве что какой-то французский художник случайно забредет. Ла-Напуль - в восьми-десяти милях от Канн, так что ты будешь недалеко от города и его развлечений. Есть еще и третье место, еще более спокойное - в горах за Ниццей.

- Ницца - звучит чудесно, Фрэнк, но я там встречу слишком много знакомых англичан, а они - ужасно грубы. Думаю, выберем Ла-Напуль.

В десять часов мы вышли в Ла-Напуле и поселились в маленькой гостинице, сняли три самые лучшие комнаты на третьем, верхнем этаже, к вящей радости хозяина гостиницы. В двенадцать позавтракали под большим зонтом на открытом воздухе, смотрели на море. Я подстегнул прыть хозяина гостиницы, он поджарил для нас маленькую барабульку, попробовав которую, мы поняли, как пресна молодая рыба. Затем подал незатейливый бифштекс с картофелем, кусок сыра и сладкий омлет. Мы с Оскаром сошлись во мнении, что нам подали прекраснейший завтрак. Кофе оставлял желать лучшего, и шампанского, которое можно было пить, в меню тоже не оказалось, но оба эти недостатка можно было устранить до завтра, и их устранили.

Потом мы весь день гуляли по берегу моря и заросшим соснами холмам. Следущее утро я посвятил работе, но днем был свободен, мог гулять и исследовать местность. Во время одного из первых своих странствий я нашел монастырь среди холмов, на высоте сотен футов над уровнем моря, его построил и настоятелем был итальянский монах. Я познакомился с отцом Вержилем и отлично с ним побеседовал. Он был человеком мудрым и сильным, с приятными мягкими манерами. Если бы он в юности уехал из своей итальянской рыбацкой деревушки в Нью-Йорк или Париж, он определенно добился бы величия и почета. Однажды я привел Оскара с ним повидаться - из нашей гостиницы до монастыря было минут сорок пять ходу, но Оскар всю дорогу ворчал, что тут идти много миль, дорога в колдобинах, палит солнце. Правда заключалась в том, что Оскар был невероятно ленив. Но его очаровали учтивые манеры итальянца и его яркая речь, а когда мы с аббатом остались наедине, он спросил у меня, кто это.

- Должно быть, он - великий человек, - сказал аббат. - На нем - печать величия, должно быть, он жил при дворе. Ему присуща очаровательная, грациозная, улыбчивая учтивость величия.

- Да, - загадочно кивнул я. - Великий человек инкогнито.

Аббат оставил нас на обед, заставил попробовать его старейшие вина, специальную настойку собственного изготовления. Рассказал нам, как он построил этот монастырь без денег, а когда мы начали восклицать от удивления, мягко нас урезонил:

- Все великие строения возводят с помощью веры, а не денег. Зачем же удивляться, что это крошечное здание прочно стоит на столь незыблемом фундаменте?

Когда мы вышли из монастыря, была уже ночь, фантастические тени от листвы лежали на залитой лунным светом тропинке, когда мы шли по лесной дороге к морскому побережью.

- Помнишь эти слова Вергилия, Фрэнк? «Подруга молчаливая луна»? Они всегда мне казались неописуемо прекрасными. Самая волшебная строка, которая когда-либо была написана о луне, кроме строки Браунинга в стихотворении, в котором он упоминает Китса - «даже его». Люблю эту «подругу молчаливую». Какая прекрасная душа, должно быть, была у человека, который был способен почувствовать «дружелюбное молчание луны».

Когда мы спустились с холма, Оскар заявил, что устал.

- Устал, пройдя всего милю? - удивился я.

- До смерти устал, изможден, - сказал Оскар, смеясь над своей ленью.

- Может быть, возьмем лодку и переправимся через залив?

- Прекрасно! Конечно, так и сделаем, - и мы пошли на пристань. Никогда я не видел столь спокойных вод: половину залива скрывала гора, он был матовым, словно неотшлифованная сталь. Немного дальше вода скрывалась под пурпурным щитом с гербами из игристого серебра. Мы позвали рыбака и объяснили, чего хотим. Когда мы сели в лодку, к моему удивлению Оскар назвал мальчика-рыбака по имени: очевидно, он хорошо его знал. Когда мы пристали к берегу, я вышел из лодки и пошел в гостиницу, оставив Оскара наедине с мальчиком...

За две недели я многое узнал об Оскаре в то время: он был исполнен праздности, решительно настроен убивать время, часами разговаривая с рыбаками, или же брал экипаж, ехал в Канны и развлекался в каком-нибудь придорожном кафе.