Антонов с шумом выдохнул, с грохотом отодвинул стул, по-медвежьи прошагал к двери и демонстративно закрыл дверь на ключ. Вовремя. Спустя мгновение кто-то несмело дернул за ручку.
Антонов опять сел за стол:
— Ну, ладно, давай, — глянул он на Лукерью Петровну.
Лукерья Петровна будто ждала этого взгляда и этой команды. Перед ней откуда-то появилась папочки и бумажечки. Папка раскрылась, бумажечек стало еще больше, Лукерья Петровна с удовольствием их оглядела. Было видно, что, пока её шеф был занят метанием копий и молний, она занималась практическими делами. Узнала количество прибывших музыкантов, их пол, инструментальный состав, оказалось, был какой-то перекос в сторону саксофонистов, скрипка оказалась всего одна, странно. Скорее всего, оркестр ехал не целиком, а группами, не очень понятно, что теперь с этим делать… Прилежная Лукерья Петровна зачем-то даже узнала, какие у них были гастрономические причуды. Контрабандист оказался кровожадным любителем бифштекса, а один трубач — вегетарианцем, да не абы каким, потреблял только опавшие с веток плоды, и откуда у него только силы брались дудеть? Достав последнюю бумажку из синей папки, секретарша доложила, что один саксофонист нетрадиционной ориентации.
— Это как? — заинтересовался Антонов.
— Ну, понимаете, у них там любовь проявляется в совершенно разнообразных формах, — начала объяснять, как сама поняла, Лукерья Петровна. — Я наводила справки… Это когда мужчина мужчине цветы дарит, конфеты, всеми доступными способами делает приятные для него вещи, ну, еще они стараются больше времени проводить вместе, иногда живут вместе…
— А-а-а, — протянул Антонов. — Так это все мужики, которые у нас по двое расселены…
— Нет-нет-нет, — поспешила возразить Лукерья Петровна. — Это совсем другое…
Антонов строго посмотрел на помощницу: ну, все было хорошо в Лукерье Петровне, но зачем сейчас-то было забивать ему голову всякой ерундой?!
Лукерья Петровна поняла взгляд шефа, извиняющимся движением опять засунула бумажечку в синюю папочку. «Кто ж его знает, — про себя подумала женщина. — Это у нас тут сведения эти всем до лампочки, а у них там каждый такой вот голубчик гордится этой своей ориентацией, чуть не на бронетранспортер готов влезть, повесив на шею табличку: я, дескать, такой-то, люблю дарить парням мороженое и конфеты. Ищу пару! Гей, дру̀ги!»
Дверь опять несмело, но все же дернулась.
Лукерья Петровна и Антонов переглянулись и разом опустили головы в бумаги.
— Итак, всего сорок пять? — Антонов, похоже, выходил из состояния ступора и вновь превращался в деятельного, предприимчивого руководителя, у которого в руках всё горит и который за пять минут готов подготовить достойную встречу для свалившегося ему на голову оркестра.
— Сорок пять, — поспешила ответить секретарша.
— Из них женщин… — напирал Антонов.
— Двадцать три с половиной, — выпалила Лукерья Петровна.
Антонов оторвал глаза от записей.
— Ой, простите, — спохватилась секретарша. — Система считает чудны̀м образом, как-то там особенно, не по головам, а учитывая количество гормонов и еще кучу всяких параметров, двадцать три, — поправилась она.
— Значит, мужчин двадцать два? — со знанием дела проговорил Антонов.
— Двадцать один, — поправила его опять Лукерья Петровна.
— Это как? — выпрямился Антонов.
— Один не определился, — виновато пробубнила Лукерья Петровна, как будто в том, что кто-то там, видите ли, не может определиться, направо ему или налево, был ее личный промах.
— Да что у них там твориться?! — опять прогремел Антонов, тем не менее в графу вписал: 21.
— Проследите, чтоб у него был отдельный номер, — не отрывая глаз, попросил он секретаршу. — Не хватало еще жалоб!
Лукерья Петровна кивнула.
— Что им еще понадобится? — грозно спросил шеф.
— Зал… для репетиций, — вздохнула женщина. — И желательно, чтобы была хорошая акустика…
— Ла Скала? Большой зал Чайковского? А может, Метрополитен? — зарычал Антонов. — Не стесняйтесь! У Антонова всё есть!
— Все может быть… — нечаянно ляпнула Лукерья Петровна.
Антонов, слава богу, не расслышал:
— Пусть маэстро Тычкин сам обеспечивает им зал и акустику! Хоть это он в состоянии сделать?! — язвительно заметил Антонов.
— И еще нужен рояль, «Стейнвей», на другом пианистка играть отказывается.
Антонов послушно нацарапал и это на своей бумажке.
— Всё? — буркнул он.
— Нет, — спокойно проговорила Лукерья Петровна. — Они отказываются выходить в своем. Говорят, это неприлично, нигде так не работают. Нужны фраки и вечерние платья.
Антонов чуть не разломал на две части ручку:
— А у нас выйдут! Как миленькие! Еще что?
У Лукерьи Петровны аж сердце сжалось, столько на Иван Палыча опять навалилось, все требуют, всё приходится доставать в сжатые сроки, а в ответ хотя бы слово благодарности…
— Ну, — ждал Антонов.
— И еще… — несмело произнесла женщина. — Они убедительно просят… Раз уж они здесь очутились… устроить им встречу с Моцартом…
Антонов так и обмер, обмакнул пот со лба, руки его затряслись, глаза выкатились.
— Да у меня здесь что!!! Дом свиданий, что ли! — заорал он.