8848

В коридоре, похоже, все это время продолжались дебаты, центральную роль опять занимал неутомимый Пётр Сергеевич.

— А я, значится, мимо прохожу, — декламировал пенсионер. — А у них музычка такая тилинькает, что-то такое знакомое, а ухватить никак не могу, и тут мне вдруг в ногу вступило… — Пётр Сергеевич углубился в медицину, посыпал терминами, его, однако, вежливо возвратили к сути: ревматизм в данный момент мало кого интересовал, хотя и поджидал каждого не в таком отдаленном будущем.

— Ага, и тут гляжу, рядом скамейка… под пальмой…

Кто-то из присутствующих выразил недоверие, но на него в ответ тут же пшикнули: в «Золотых воротах» на всех этажах давно стояли пальмы, и совершенно непонятно, как это некоторые это до сих пор не заметили.

Петру Сергеевичу опять дали слово.

— Доковылял я, значится, до скамейки, сижу ногу мну, под коленкой щиплю… — Петра Сергеича снова одернули, но он все-таки договорил, что хотел: — Кости ссыхаются, мослы друг об дружку трутся, прям беда… Пока я, значит, пальчиками себя кусаю, мелодия эта опять: ти-ти-ту, ти-ти-та… Тут-то я и понял, что все это неспроста! Это всё тех-но-ло-ги-и!!! — членораздельно произнес Пётр Сергеевич и хмыкнул с видом человека, которому удалось докопаться до сути явлений.

— Да что вы ерунду-то городите, — не выдержал один из присутствующий. — Какие еще технологии?!

Возразившим оказался моложавый, хорохорившийся мужчина лет пятидесяти с идеальной, будто циркулем вычерченной лысиной. Выказав несогласие, он будто захлопнул за собой створки и, похоже, больше не намеривался отстаивать свою точку зрения. (В каждой толпе всегда найдется такой выскочка, тявкнет — и в кусты.)

Даже малой толики недоверия, высказанного в его адрес, Петру Сергеевичу было достаточно для того, чтобы его понесло.

— Интересоваться надо окружающим, — взбеленился оратор. — Сейчас всем мо̀зги промывают! Они ж как действуют? Бдительность усыпляют! Музычкой человека зазывают… Ах, зачем эта но-о-очь так была хороша-а-а… — провыл Петр Сергеевич слова известной песни и тут же продолжил: — Человек к ним только заглянет — они его тут же цап-царап! Жизнь или кошелек?! — достиг кульминации старичок. — Знаем мы ихние бутики! Им бы только идивотов без штанов оставить!

По толпе прокатилась волна, высказывание никого не оставило равнодушным.

Петр Сергеевич, оратор талантливый, казалось, так и хотел своей двусмысленной фразой задеть толпу за живое.

— Кровь из нас пьют, кровососы! А мы-то дураки и рады, — чуть принизил голос Пётр Сергеевич. — Но страшно даже не это, страшно то, что они хотят, чтобы мы акромя штанов не думали больше ни о чем! Дурак-то он только тем и занят, что шкаф свой набивает, зад у него один, а штанов двадцать! — не унимался Петр Сергеевич. — А еще есть дураки, которые денег не имеют, так эти в кредиты по самые уши влезут… только б расфуфыриться. Карты-то теперь кредитные чуть не силком впихивают!

Елена Львовна заметила, как рядом стоящий мужчина уже несколько раз надавил Петру Сергеевичу на ногу, выступление носило все более политический характер, и продолжать его в стенах полиции, органа государственного, было по крайней мере неосмотрительно. На Петра Сергеевича поглядывали как будто даже с опаской.

— Ну, а как это, простите, связано с нашей-то… акцией? — набравшись смелости, вклинилась Елена Львовна. Вообще, в Елене Львовне за последние сутки стали происходить странные метаморфозы, в ней стала пробуждаться смелость, дремавшая последние сорок четыре года, она вдруг стала высказываться при всех, спрашивать о том, что её интересовало, и вообще стала меньше стесняться. Еще два дня назад все это было за гранью…

Услышав вопрос, Петр Сергеевич неожиданно замялся, многие догадались, что у оратора не было внятного ответа на этот вопрос, суть вроде как нащупал, но одно дело — нащупать, а другое — ухватить ее, донести до масс — тут уж требуется талант другого рода. Петру Сергеевичу аж самому стало обидно от того, что он не мог толком связать два конца.

Инициативу неожиданно перехватил долговязый мужчина, который всё время дебатов колыхался, как ковыль, над головами присутствующих. Присутствующие навострили ушки.

— Все это манипуляции, а музыка используется просто как инструмент. — Шланг сверху вниз глянул на присутствующих, те молчали как рыбы и внимательно его слушали. — Ну, это же элементарно… — Долговязый как будто удивился тому, что приходится объяснять такие простые вещи, и следом рассказал об одном эксперименте, который проводился чуть ли не на заре кинематографа в одном из американских кинотеатров. Тогда в ленту каким-то образом вмонтировали кадры с кока-колой, на протяжения всего сеанса люди смотрели на заданную картинку, причем даже не осознавая, что они на нее смотрят, а после просмотра все гурьбой побежали к ларьку и сделали ему недельную выручку по продаже газировки.