9 дней падения

Федоров узнал о гостинице от железнодорожников. Они называли ее «Locomativnyh», то есть «гостиница для железнодорожников», представляющей собой старое здание в нескольких кварталах от железнодорожной станции. На разгрузку поезда требовалось шесть часов, поэтому Федоров решил отдохнуть там, надеясь обнаружить нормальную еду и поспать несколько часов прежде, чем поезд должен будет отправиться сразу после полуночи.

Они вошли в старую гостиницу, и Федоров увидел в прихожей портрет пожилого седого человека с намасленными усами, очевидно, основателя заведения еще до Революции. Он поговорил с администратором, также исполнявшей обязанности официантки в столовой, молодой женщиной по имени Иляна[16], названной так в честь города. На ней был простой белый фартук и красный платок на голове. Она словно испугалась, когда они вошли, и Федоров обратился к ней максимально дружественно, пытаясь успокоить ее страхи.

— Не беспокойтесь, — сказал он. — У нас нет здесь дел. Мы просто едем на запад, а железнодорожники хорошо отзывались о вашей гостинице. Это ваш отец? — Он улыбнулся, указывая на портрет за стойкой.

— Мой дед, — тихо ответила она. — Он построил эту гостиницу еще в прошлом веке, а когда Комиссариат установил здесь власть, она превратилась в гостиницу и дом отдыха для железнодорожников. Все лучше, чем армейские бараки. У меня есть комната с тремя кроватями на втором этаже, а через полчаса подам ужин — сегодня будет горячее тушеное мясо со свежим хлебом.

— Замечательно, — сказал Федоров. Он занял стол в столовой, ощущая уже появившийся в комнате сильный запах, от которого разгорелся аппетит. Пока что они питались хлебом, сыром и какой-то сухой колбасой, которые Трояк раздобыл по пути, однако вскоре им подали неплохое тушеное блюдо с картошкой, морковью, сельдереем, луком и даже немного вареной говядины. Подлива была свежей и особенно неплохой, а горячий чай — именно тем, чем нужно.

— До Красноярска три или четыре часа, — сказал Федоров. — Но мы доберемся туда до рассвета. Предлагаю немного поспать до полуночи.

— Нормальная кровать всегда хорошо, — сказал Трояк.

Федоров на мгновение задумался.

— Старшина, как вы оцениваете наши шансы? — Он не стал пояснять вопроса, но Трояк видел его волнение и понимал, что он говорит о поисках Орлова.

— Мы найдем его, — твердо сказал он.

— Мне бы вашу уверенность, — сказал Федоров. — Россия она большая, хотя мы, конечно, и знаем, где начинать поиски.

— Если куртка все еще на нем, мы сможем отследить его по сигналу. Я могу включить ее, если мы окажемся в пределах пяти километров.

— Можете? Я этого не знал! — У Федорова ощутимо полегчало на душе.

— Тоже касается и вас, — сказал Трояк. — Так что никогда ее не снимайте. Это наше средство связи, и мы сможем отследить Орлова по системе «свой-чужой» в подкладке. Она есть у всех морских пехотинцев.

— И если спасательная группа сможет прибыть, они найдут нас точно так же?

— Верно. — Трояк допил чай и сложил руки на широкой груди. — Если я включу передачу, это расширит радиус действия маяка до пятидесяти километров.

Федоров с облегчением кивнул. Трояк рассказывал ему об этом раньше, но, несмотря на все свои усилия, он пропустил это мимо ушей. Внезапно их перспективы стали казаться намного светлее.

— Пойду осмотрюсь, — сказал Зыков. — И перекурю, если товарищ старшина даст сигарету.

— А свои почему забыл? — Трояк выдавил из себя улыбку и потянулся в карман.

— Так у меня все карманы патронами набиты, товарищ старшина, — Зыков похлопал рукой по карману, под которым Федоров увидел крепление для пистолета. — Кто-то ведь должен отвечать за безопасность, а?

Зыков вышел, а Трояк поднялся по лестнице в свою комнату. Федоров задержался за столом с чаем. Увидев горничную, вошедшую с охапкой дров, он встал, чтобы помочь ей.

— Ой, спасибо, не надо, — сказала она. — Зима близко, но на этот раз у нас будут дрова. Это хорошо. В прошлом году пришлось выменивать уголь на станции, но дерево намного приятнее. Рабочие рубили новые шпалы, и нам тоже немного перепало.

— Понимаю, — сказал Федоров со странным ощущением, что разговаривает с мертвой женщиной или, по крайней мере, с очень старой babushka, если она сможет дожить до 2021 года, в чем он очень сомневался. — Ну что же, тушеное мясо было очень хорошим, а несколько часов сна на хорошей кровати будут еще лучше. Я могу подняться наверх по этой лестнице? — Он указал на узкую темную лестницу за камином.

— О… Нет. Идите по главной. Это глупо, но об этой лестнице рассказывают много плохого. Дед никогда не ходил по ней и не разрешал мне играть там в детстве. Старая глупая привычка, но я всегда хожу по главной.

— Очень хорошо. Спокойной ночи, мадам[17].

Она странно посмотрела на него, когда он обратился к ней настолько уважительно, но на ее лице читались облегчение и удовлетворение. Этот человек явно отличался от любого другого офицера НКВД, с которым она когда-либо сталкивалась, хотя двое солдат, которые были с ним, казались довольно пугающими, как и все люди войны на ее юный взгляд.