Облака расходились, луна светила всё ярче, морозная взвесь в воздухе всё сильнее переливалась и блестела. Серая тень на сугробах между корнями древнего дерева в двух десятках шагов прямо передо мной вдруг шевельнулась, полыхнула оранжевым двоеточием. Спаренный огнемёт за мгновение до выстрела: запальные огоньки уже горят, что-то там внутри уже вполне готово. Сейчас ка-ак…
Ничего «ка-ак». Просто негромкое рыканье. Ничего не изменилось. Только все как-то… изготовились?
Мой визави чуть встряхнулся, шагнул и… ухватил меня зубами за руку. Не укусил, не рванул — осторожно сжал зубами рукав тулупа. И потянул в сторону. Всё сильнее. Я сделал шаг, другой… За спиной раздалось безысходное «и-и-и…». Тоска бездонная. Сопля малолетняя, брошенная, в густом лесу, в глухую ночь…
– Так. Стоп. Погоди. Фу. Фу, я сказал. Сидеть. Фу. Брось. Кака.
Изумление волка от последнего слова было просто написано у него на морде. Но я упёрся. Понятно, он дёрнет и я просто… как та горбушка — «нежёвано летит». Но он отпустил мой рукав.
Волки вокруг как-то переместились, кто-то из них вздохнул, кто-то выдохнул. Но я уже решил:
– Алу, подъём. Быстренько. Нас ждут.
– Ы-ы-ы… Нет! Это — злые духи! Они нас… сожрут, они…
– Не будь дураком. Ты сын хана Боняка — Серого Волка.
– Я… я — не хан, я… я же…
– Твой отец — Серый Волк. Чего тебе бояться старшего брата, хан-курта?
– А… а ты?
– Один из них месяцами ходил за мной по всей Руси. Мы с ним разговаривали, он помогал и защищал меня. Моё прозвище среди людей — «Зверь Лютый». Это — мои звери. Вставай, мы пойдём с ними.
Я… я отнюдь не уверен. Сказка про лысую обезьяну, скачущую на крокодиле с князь-волками у стремени… Это сказка, которую я придумал для битого волхва. Тот зверь, который ходил за мной… он был один, и это было летом.
А ещё я помню историю из первой книги про Исаева-Штирлица. Как где-то в Приморье пара волков гонят по лесу дикую свинью, нахлёстывая её хвостами. А егерь, сидящий в засаде, хихикает и объясняет:
– Я волчице сухожилия перерезал. Теперь весной прихожу и волчат забираю. Шкурки новорожденных щенков по пяти рублей идут. Но парочку из помёта оставляю. Вот они мамашку и подкармливают. А уйти она не может. Так что по весне опять с прибылью буду.
Нас ещё не нахлёстывают хвостами. Но, явно, торопят. Сзади здоровенный волк почти уткнулся носом в спину Алу. Я не стал больше связывать мальчишке руки, просто обвязал ремнём вокруг пояса. Теперь тащу. Остальные волки близко не подходят — держаться по сторонам и впереди. Дорогу показывают. Выбирают — где ровнее и снег не глубокий. Заботливые. Кто ещё так нежно заботится о своём стаде, как не пастух перед забоем скота?
Алу снова выдохся. Сел в снег на колени и плачет. Волк пометался вокруг. Подскочил и рявкнул над ухом малыша. Результат… не конструктивный. Штаны будем стирать, а вот движение — не возобновилось.
– Алу, вставай, надо идти.
– Я… я не могу… ы-ы-ы… Я устал! Они нас всё равно съедят! Ты… из-за тебя…
– Ты — это ты, я — это я. Серый волчонок слаб против серебряного волка. Но ты ещё жив. Ты живой?
– Ы-ы-ы… да…
– Тогда вставай. Стыдно быть слабым. Даже когда это правда. Стыдно. Надо сделать дело. Или — умереть.
– П-почему?
– Потому что только мёртвые срама не имут. Ты живой? — Вставай.
Волк вдруг хватает малыша за воротник и вздёргивает на ноги. Малыш ахает. И замирает. В мелкой, почти невидимой, дрожи всего своего маленького тела. В беззвучном нытье-вое. Волк двумя взмахами языка облизывает ему лицо, слизывает слёзы. И тут же отскакивает. Малыша трясёт, он потрясённо заглатывает воздух. Сейчас как взвоет… Опережаю:
– Вернёшься к отцу — расскажешь, как хан-курт тебя по утрам умывал. Только не хвастай, что они тебе тапочки приносили.
Мы снова бежим по заснеженному лесу. Впереди огромный, даже среди своих сородичей, вожак стаи. Чуть более светлый оттенок его серебра. Примесь седины? Тяжёлый, не громкий, но заставляющий вздрагивать и вслушиваться только в него, короткий взрык. Не ярость, не угроза. Чуть-чуть раздражения. Быстрее-быстрее, неуклюжие двуногие обезьяны. Темнота под деревьями, залитые лунным светом полянки, серебряный туман, в котором со всех сторон появляются и исчезают огромные тени волков. Вокруг которых вспыхивают, начинают кружиться облачка серебряных светлячков. И потихоньку гаснут в темноте перелеска, чтобы снова закружиться в лунном блеске следующей поляны.
Однажды Владимир Люльчак написал прекрасное стихотворение — «Серебрянные волки». Он эту картинку придумал, вообразил.