90-е. Шоу должно продолжаться 3 (СИ)

— Самолетик? — удивился Жан.

— Ну, в смысле, пролетишь и повесишься, — пожала плечами Ева.

— Да не, я хотел что-то смешное, — Жан почесал в затылке. — Типа, помоешься и в горы… Или, там…

— О, лучше не так! — подключился к разговору стоявший рядом смутно знакомый тощий парень в драных джинсах. — Приходит молодой металлист к Жене Банкину в кабинет и говорит: «Металл — это у меня в душе! У меня уже и цепи на шее и руках, и кольцо в ухе, и перстни на каждом пальце… Как бы мне еще выделиться, чтобы все понимали, что я металлист?!» А Женя ему и отвечает…

— «Ты, когда пионером был, металлолом сдавал?» — бросила Ева.

— О, точняк! — обрадовался длинный. — Вот красный галстук и надень!

— Заходит как-то Женя Банкин в «Петушок», а там на столе сидит Жора-Прикуп и на баяне играет… — взмахнув бутылкой сказал еще один подтянувшийся рокер.

— «Ай-яй-яй», — говорит Женя. — «Как тебе не стыдно с ногами на стол-то? Тут же дети мороженое едят!» А прикуп — ноль внимания.

— Тогда Женя поставил рядом с ним рулон туалетной бумаги и говорит: «Ты намеки вообще понимаешь?»

Все заржали. Жан развесил уши и делал заметки в своем блокноте. Бельфегор, вытирая руки какой-то тряпкой подошел к нам. На лице — вдохновение и озабоченность одновременно.

— Все вроде работает, — сказал он. — Только я не уверен насчет проводки. И еще бы свет какой-нибудь получше сделать… Или хотя бы за лампочками в магазин сгонять, а то там половина перегорели давно.

— Ага, понял-записал, — кивнул я. И потянулся к карману за блокнотом. — Еще что-нибудь нужно?

— Да не, все остальное нормально, — махнул рукой Бельфегор. — Там аппаратура старая, но все пашет. Кстати… — он наклонился к моему уху. — Я тут перетер немного с Максом, насчет… Ну… Ты понимаешь?

— Ага, — оживился я. — И как он? Все еще не готов сменить группу?

— Уже почти, — Бельфегор хитро улыбнулся. — Ему там Янчик на мозги капает, что, мол, с нами лучше не связываться, потому что мы выскочки, и все такое. А Макс же сам знаешь какой… Нерешительный. Но сейчас кажется, что он сам уже почву прощупывает, чтобы из «Пинкертонов» свалить.

— Почему это? — спросил я.

— Ну, ты же знаешь Ширли? — ухмыльнулся Бельфегор.

— Это девушка этого самого… Николауса? — с трудом вспомнил я. Мало-помалу запоминал главных действующих лиц новокиневского рок-клуба, особенно тех, кто находился в самом верхнем эшелоне. «Пинкертоны», в которых лабал на басухе Макс, были группой крепкой, практически профессиональной, часто выступали на городских праздниках. Благополучные такие рокеры, в общем. Пели неплохо, аранжировки у них отличные. Награду даже какую-то получали из рук партийного руководства. Как пример для подражания. А Ширли была музой их фронтмена. Не пела, не играла, просто все время терлась рядом. И ни одной фотки «Пинкертонов» без Ширли нигде вообще не было. Рыженькая такая, с хитрой лисьей мордочкой. Хорошенькая.

— Ага, — Бельфегор хихикнул. — В общем, как-то они напились все, и Макс с Ширли… Ну… Того. И все об этом уже знают, кроме Николауса. Он дрых пьяный, пока они в соседней комнате… Ну… Это.

— Случается, — хмыкнул я. — Ну и?

— Ну и вот! — всплеснул руками Бельфегор. — Кто-нибудь об этом Николаусу обязательно проболтается. И тогда…

— А как же фри-лав и вот это все? — ухмыльнулся я.

— Ну, знаешь… — нахмурился Бельфегор. — Николаус же не хиппи. И вообще ему уже под тридцать, взрослый дядя.

— Думаешь, турнет Максимку? — подмигнул я.

— Да стопудово! — заржал Бельфегор, потом торопливо зажал себе рот ладошкой и снова склонился ближе. Но все остальные были так увлечены мифотворчеством про Женю Банкина, что на нашу «санта-барбару» внимания не обратили. — Еще и пинка придаст для ускорения. Главное, чтобы его еще кто не успел переманить.

— Понял, побалакаю с ним еще разочек, — улыбнулся я.

— Только не говори, что знаешь про Ширли! — прошептал Бельфегор. — Он не знает, что я знаю!

— Ясно, — снова кивнул я. Это были хорошие новости. Басиста нам в группе и правда не хватало. А Макс — очень хороший басист. Еще и с очень хорошим папой. Так что…

По полу потянуло холодом, старое овощехранилище наполнилось множеством громких голосов. Народ начал активно подтягиваться, скоро можно было начинать наше прослушивание. Я уже даже заготовил вступительную речь. Специально такую, чтобы эту вот расслабленную атмосферу сохранить подольше.