Медведица и впрямь закусила убитой людьми лосихой. Полакомилась она и убитым охотником и теперь свернувшись клубком около пещеры, в которой жили двуногие звери, убившие её детёныша, она терпеливо ждала. Ветер набросал на неё маленький снежный холмик, под которым ей было тепло. Она продышала в нём небольшое отверстие. И теперь жили только её умные, острые глаза, наполненные невыразимой болью, болью матери потерявшей своего ребёнка.
Каким-то шестым чувством Нам-Ур чуял, что медведица не ушла далеко от пещеры и сторожит людей.
Теперь у племени было много огня, и почти с утра до вечера в пещере горел костёр, отбрасывая длинные изогнутые тени людей на влажные стены пещеры. Огонь вновь возвращал людей к жизни, и в их сердца вошла надежда.
Но пробудившаяся в их телах жизнь требовала своего продолжения.
Среди племени опять начался голод.
Старый Пху, полузакрыв глаза, лежал на своей шкуре. От голода у него кружилась голова.
Внезапно в тёплом влажном воздухе пещеры он увидел жирную оленью ногу, с которой капали капли янтарного жира. Пху плотоядно облизнулся.
— Вкусен олень, — и ему подмигнул взявшийся невесть откуда отец, который умер, когда Пху был ещё юношей. — А как вкусен оленёнок, — и отец ещё раз подмигнул ему. Иди и убей его. И своим указательным пальцем, который почему то плыл и извивался в воздухе вместе со струями дыма, отец указал ему на сына старой Кму.
— Но это же сын старой Кму, отец, — слабо запротестовал старый Пху.
— Разве!? И лицо отца исказила гримаса удивления, рот его искривился в улыбке, которая тоже плыла и извивалась в облаке дыма. Это оленёнок иди и убей его.
Кху раскрыл глаза и посмотрел на сына старой Кму. В белых облаках дыма плыла и извивалась его спина, плыли и извивались его руки. А на голове сына старой Кму Пху увидел тонкие веточки оленьих рогов.
Затаив дыхание, Пху взял в руки острый камень и неслышно стал подкрадываться к сыну старой Кму.
Тот сидел и откинув голову назад сосредоточенно расcматривал свой рисунок.
Он тоже был вместе со всеми охотниками в ту страшную ночь, когда на них напала медведица.
И теперь твёрдым берёзовым угольком рисовал на стене пещеры её силуэт.
Особенно ему хотелось передать оскал медведицы так поразивший и испугавший его.
Юноша вновь откинул голову и, прищурив один глаз, посмотрел на рисунок.
В этот момент и нанёс ему страшный удар по голове старый Пху.
Без звука повалился на пол сын старой Кму.
Старый Пху воровато оглянулся по сторонам — не видел ли кто его.
Но люди племени, понурые и усталые сидели около большого костра, который по вечерам разжигали в пещере. Протягивая к нему свои озябшие руки, каждый думал свою невесёлую думу. Иногда пламя костра колебалось, и тогда колебались тени людей.
Пху ещё раз оглянулся и, взяв за руку уже обмякшее тело сына старой Кму, потащил его в самый дальний угол пещеры.
Там он торопливо разбил ему череп и с жадным наслаждением стал лизать его мозг.
Затем, отрубив ему руки, он спрятал тело. Одну руку он засунул в кожаный карман своей шкуры.
И сытый завалился спать.
Первой обнаружила пропажу своего сына старая Кму, она по обыкновению ходила смотреть рисунок сына перед сном и забирала его вместе с собой спать. Ки ещё не был мужчиной и поэтому спал вместе с женщинами и детьми.
Рисунок очень понравился старой Кму и она в страхе и удивлении отшатнулась от оскаленной морды медведицы.
Но сына не было. Иногда, хотя законы племени это запрещали, он по вечерам болтал с дочкой старой Тхи в одном из тёмных уголков пещеры. Но и там Ки не было.
Тогда встревоженная Кму ещё раз осмотрела стены пещеры. Её острый глаз заметил какой-то жирный след на земляном полу пещеры рядом на примятой траве, на которой сидел Ки она обнаружила маленький чёрный уголёк. Это ещё больше встревожило старую Кму и она погрузилась в глубокую задумчивость.
"Волки" — пронеслось у неё в голове. Но откуда в пещере волки. Тогда кто же?
С этим вопросом она подошла к Нам-Уру.
Выслушав её сбивчивую речь Нам-Ур сразу же изменился в лице.
И сам вместе с верным Блумом стал обшаривать все тёмные уголки пещеры.
Старый Пху спал, во сне он вновь увидел своего отца.
— Что, вкусен оленёнок? — спрашивал его отец, разгрызая руку Ки.
Неожиданно он грубо взял за руку Пху. Вставай Пху услышал он голос Нам-Ура и проснулся.
— Пху съел сына старой Кму!? — глаза Нам-Ура смотрели сурово и проницательно.
— Пху не ел сына старой Кму, — попробовал было солгать Пху.
Подбежавшая мать Ки увидела в кармане Кху руку своего сына и лицо её почернело от горя.
Бессильно она опустилась на колени перед Нам-Уром. Горе её было так велико, что оно вмиг высушило потоки слёз струившихся из её глаз.
Всё племя собралось, чтобы судить Пху.
— Пху съел сына старой Кму, — голос Нам-Ура был суров, — он нарушил законы племени и за это должен быть изгнан из племени.
Пху пугливо оглянулся по сторонам.
Со всех сторон на него смотрели полные ненависти глаза.
Злые духи залетели в пустую голову Пху несвязно заговорил он…
— Пху нарушил закон племени и должен быть изгнан из племени, — Нам-Ура был непреклонен.