900 дней. Блокада Ленинграда

Ни Шуленбург, ни Хильгер не рассчитывали, что телеграмма повлияет на решение Берлина. Зная, что жребий брошен, они лишь хотели выполнить свою задачу до конца.

Телеграмма составлена, зашифрована, отправлена в 1 час 17 минут. Посол ушел в свою квартиру ждать событий; с ним один из помощников, Гебхардт фон Вальтер. Хильгер остался в посольстве. Там еще было несколько человек. Не только женщины, дети и представители немецких деловых кругов уехали, но и немецкие эксперты, выполнявшие здесь различные задачи (главным образом связанные с поставками). Исчезли немецкие специалисты, завершавшие в Ленинграде постройку крейсера «Лютцов», как раз в тот вечер уехал последний – военно-морской атташе капитан фон Баумбах. И консульства собрались в путь. Все собрались, кроме небольшой группы немцев, ехавших в транссибирском экспрессе из Токио в Москву.

Было утро 22 июня. Уже неделю посол знал, что в этот день начнется наступление. Скорее всего, в 4 часа утра, эту новость привез вчера из Берлина Вальтер.

Внезапно раздался звонок дежурного. Из Берлина передают длинную телеграмму. Вполне можно себе представить о чем. Посол вздохнул и пошел обратно в канцелярию. Три часа ночи. В начале телеграммы стояло: «Очень срочно. Государственная тайна». Вручить следовало лично послу.

Прочитав первые слова, он уже знал, что идет дальше. Начало было такое:

«С получением этой телеграммы все оставшиеся шифры уничтожить. Радиопередатчик вывести из строя. Уведомите, пожалуйста, немедленно господина Молотова, что для него имеется очень срочное сообщение и поэтому вы хотели бы сразу же с ним встретиться…»[27]

Посол устало поглядел на Хильгера и Вальтера. Те покачали головами. Телеграмма была длинная, на передачу и расшифровку ушел час. Поручили сотруднику позвонить в Кремль. Лимузин опять подкатил к подъезду посольства.

В начале шестого фон Шуленбург и Хильгер быстро мчались по улице Герцена в направлении Кремля. Машина свернула на Моховую, затем влево мимо Александровского сада к Боровицким воротам Кремля. Город спал, но было уже светло, почти как днем. За кремлевскими стенами из красного кирпича тихо и плавно протекала Москва-река, ее зеркально-спокойные воды. Воздух был пропитан ароматом акаций и первых роз, цветущих в Александровском саду.

Кремлевские часовые, коснувшись красных с синим фуражек, отдали честь, поглядели, знаками показали, что можно въезжать в Кремль.

И около 5 часов 30 минут утра фон Шуленбург и Хильгер вошли в кабинет Молотова, расположенный в кремово-желтом правительственном здании.

Молотов пригласил их сесть за длинный стол, покрытый зеленым сукном. Лицо у него было усталое, измученное, суровое. Фон Шуленбург извлек телеграмму, стал читать: «В настоящий момент министр иностранных дел рейха вручает советскому послу в Берлине меморандум…»

«Уже три часа идет страшная бомбежка!» – вырвалось у Молотова, не сумевшего сдержаться.

Оторвавшись от бумаги, фон Шуленбург молчал. Затем десять минут продолжал монотонно читать и заключил: «Таким образом, советское правительство нарушило свои соглашения и намеревается с тыла напасть на Германию, которая борется за свое существование. В связи с этим фюрер приказал германским вооруженным силам противодействовать этой угрозе всеми имеющимися в их распоряжении средствами».

Последовало несколько мгновений полного молчания. Казалось, Молотов старается всеми силами сохранить полнейшую невозмутимость. Наконец он сказал: «Это надо понимать как объявление войны?»

Шуленбург беспомощно пожал плечами.

Тогда Молотов с возмущением стал говорить. Эта телеграмма – не что иное, как объявление войны. Ведь германские войска уже перешли границу, бомбят советских граждан. «Небывалое злоупотребление доверием». Германия напала на Россию без всякой причины, все приведенные оправдания – лишь отговорки. Утверждения о сосредоточении советских войск – чистейшая выдумка. Если у германского правительства имелись претензии, то следовало послать ноту советскому правительству, а не развязывать войну.

«Мы этого, во всяком случае, не заслужили», – сказал Молотов.

Посол в ответ попросил, чтобы персоналу посольства было дано разрешение покинуть Советский Союз в соответствии с международным правом. Молотов холодно ответил, что отношение к немцам будет строго основываться на взаимности.

Посол и Хильгер пожали руку Молотову, снова сели в машину. Тихо урчал мотор, машина мягко шла по удобному пологому спуску. Хильгер потом вспоминал, что, выезжая из Кремля, они видели, как подъехало несколько машин; он узнал некоторых генералов, занимавших в армии высокие посты.

От Кремля до посольства меньше пяти минут езды. На обратном пути они молчали. Хильгер с детства знал этот район. Проезжая по улицам, он с замирающим сердцем думал о том, что никогда их больше не увидит[28].