95-й. Сны о будущем прошлом

Врать я не умею, поэтому оптимальный вариант — сказать правду, но не всю.

— Вы знаете, внезапно так захотелось посетить Третьяковку. Увидеть, так сказать, своими глазами Ива́новское «Явление Христа народу».

Он выразительно приподнял густые чёрные брови:

— Неужели?

— Представьте себе. А папа меня одну не отпускает. Вот, пришлось вдвоём.

— М-м-м… — мужик покосился на Александра Иваныча, который уже устроился подремать: откинулся в кресле, уши берушами заткнул, специальной тряпочной штукой этой типа очков глаза прикрыл, — А как же муж? — он кивнул на кольцо.

— У мужа с поездками сложности. Курсант он, иватушник.

— Вот оно что. Понятно, понятно…

Да щас, «понятно»! Видно же, что паззл у тебя в голове никак не складывается.

— Евгений, — он протянул мясистую руку. Тыльная сторона ладони была покрыта редкими жёсткими волосками.

— Ольга, — я церемонно ответила на рукопожатие.

— Может, за знакомство?

— С удовольствием, только я сок. Сок здесь подают?

— Подают, конечно. Только зачем же так себя ограничивать?

Так-так, а шо-та, товарищи, как будто мелькает подозрительно знакомый акцент? Ни фига вы не армянин, гражданин Евгений!

— А у меня полная непереносимость алкоголя. Вплоть до реанимации, — легенда эта не хуже других, и, что немаловажно, гораздо короче, чем история про неправильный метаболизм, — А поржать я и без выпивки могу, таки будьте уверены.

— Какое полезное качество для женщины.

— И экономит кучу денег! — засмеялась я.

Стюардесса подала нам напитки: мне бокал, соседу — стопочку.

— Ну ладно, — я легонько бздынькнулась краем стакана о рюмку, — Шоб мы так доехали, как мы заплатили! — он посмотрел на меня с некоторым подозрением, — И чтоб второй раз не вставать — за прекрасных дам.

Я всё-таки начала ржать. Тихонько, чтоб папу не разбудить. Евгений невольно рассмеялся тоже. Вообще, я хочу сказать, по молодости лет я была не просто смешливая, а катастрофически. А ещё у меня прямо магическое умение такое было: если на меня нападали хохотушки, ржать вокруг начинали все. В институте забавно тоже. Мы с девками чё-нить начинаем гнать на последней парте и тихо хохотать. Постепенно круг хохочущих расползался шире, шире, пока не заполнял всю аудиторию, включая препода. После чего люди по цепочке передавали: «Спросите у Ольги, а чего мы ржали?» Честное слово!

— А знаете, — заговорщицки поделилась я, — Я в детстве была таким серьёзным ребёнком. А потом меня током в голову ударило.

— Да вы что⁈

— Ага. История весьма поучительна. Дядюшка мой приехал с буровой, с северов, и привёз с собой радионаушники. Ну, такие, для радиорозеток, которые из стены торчали, как замурованный Пятачок, — Евгений усмехнулся, — Как я сейчас понимаю — фигня полнейшая! Но тогда, в мои четыре года, они казались мне верхом технической и инженерной мысли. Да что там говорить, они были прекрасны, как бриллианты! И мне их, понятное дело, не давали — ну как же, я ж могу сломать. Поэтому что?..

— Что?

— Я дождалась пока в комнате никого не будет, спряталась за дверью, надела эти наушники — а там две розетки рядом, радио и электрическая. Ну, я подумала — и воткнула вилку в красивую!

— Ой, ёп…

— Вот именно. Дальше я помню только свой крик. И как мама срывает с меня эти наушники и швыряет их куда-то в стену. И ничего им, кстати, не случилось. А у меня с тех пор обострённое чувство юмора.

Ну всё! Мы посмеялись, и дальше мне осталось только слушать байки, которых, как вы понимаете, у взрослых дядек гораздо больше, чем у девушек. Да и ладно, слушать всякие истории я страсть как люблю.

Пришла проводница, предложила ещё чаю, печенюшек разных. Мой сосед увидел среди выпечки черёмуховый кексик и говорит:

— Слушай, с этой черёмухой у меня такой случай на таможне был…

И тут я поняла, кто это! Чуть не ляпнула, что знаю его, буквально едва этими словами не подавилась.

Евгений Юрьич Гришевич, первый Вовкин в прошлой жизни тесть. Мировой мужик, как Вова всегда говорит. А он, ничего не подозревая, излагал мне историю, которую я несколько раз слышала в пересказе.

— Поехал в Израиль, к брату в гости. А он мне перед вылетом звонит: привези черёмухи. Пирожков хочется, просто умирает.

— А там не продают? — поддержала историю я.

— М-м. Вообще такого нет. Ну, я говорю: шо, таки какие проблемы? Купил два пакета сушёной. Толстые такие, как подушки. По полкилограмма, наверное.

— А-а, видела на рынке. В плотной плёнке такой?

— Вот, они. Поехал, всё. Наши пропустили. А с той стороны начали проверять — и всё, с*ка, застряли на этой черёмухе.

С этого момента в рассказе появилось очень много образных слов и выражений, а также междометий. А ещё новые персонажи. Во-первых, переводчик. Тоже еврей. Совсем еврей, еврейский, а не русский. Во-вторых, целая куча еврейских офицеров. И никто из этих людей не жил ни в России, ни в СССР, и никогда не ел пирожков с черёмухой.

Я представляла себе эту кодлу, настороженно уставившуюся на подозрительные пухлые пакеты с коричнево-бурым порошком. С фиолэтовым отливом — а это же ещё страшнее. Представляла и ржала, тем более, что рассказывал Юрьич действительно смешно.

…