99 имен Серебряного века

С 1919 по 1922 год вышло 9 книг стихов Нарбута, в том числе переизданный запрещенный сборник «Аллилуйя». В 1922 году Нарбут переехал в Москву и стал ответственным работником отдела печати ЦК ВКП(б). Он нашел применение своей кипучей натуре: организовал и возглавил одно из крупнейших издательств «Земля и Фабрика», редактировал популярнейшие журналы «30 дней», «Вокруг света», «Всемирный турист», стал «собирателем литературы Земли Союзной», по выражению Александра Серафимовича.

«Я любила Нарбута, — можно прочесть в воспоминаниях Надежды Мандельштам. — Барчук, хохол, гетманский потомок, ослабевший отросток могучих и жестоких людей, он оставил кучу стихов, написанных по-русски, но пропитанных украинским духом. По призванию он был издателем — зажимистым, лукавым, коммерческим. Ему доставляло удовольствие выторговать гроши из авторского гонорара, составлявшего в двадцатые годы… ничтожный процент в стоимости издания книги. Это была хохляцкая хохма, которая веселила его даже через много лет после падения. Издательскую деятельность Нарбут представлял себе на манер американских издателей детективов: массовые тиражи любой дряни в зазывающих пестрых обложках. В нашей ханжеской жизни он не мог развернуться как делец и выжига и сам взял из себя особый искус — стад партийным аскетом. Ограничивал он себя во всем… Ничего, кроме партийного и коммерческого смысла книги, он знать не хотел. Единственный человек, которому он радовался, был Мандельштам».

Незадолго до своей «партийности» Нарбут написал стихотворение «Совесть», которое начиналось так:

Жизнь моя, как летопись, загублена,
киноварь не вьется по письму.
Я и сам не знаю, почему
мне рука вторая не отрублена…

Как правило, поэты предчувствуют свою судьбу. Падение Нарбута с издательских высот произошло в 1928 году. Всплыла какая-то бумага, согласно которой, будучи в деникинском плену, Нарбут написал отречение от большевизма. А может, сыграл роль конфликт Нарбута с другим всесильным издателем, Александром Воронским? Так или иначе, но Нарбут был исключен из рядов ВКП(б) и снят со всех постов. И пришлось ему заниматься тяжелой литературной поденщиной. Нарбут пытался ввести в оборот «научную поэзию», но был изруган и заклеймен за «насильственное штукатурство заблудившегося и в поэзии, и в нашей действительности интеллигента», как выразился ярый партийный критик Валерий Кирпотин.

Ну, а дальше совсем печально. В ночь на 27 октября 1936 года по доносу Нарбута арестовали. Осудили и этапировали в дальние края — в Магадан. Затем повторное судилище тройкой НКВД и расстрел. Есть другое свидетельство: был утоплен на барже с другими осужденными. Но официально долгие годы считалось, что Нарбут умер «от сердечной недостаточности» в ноябре 1944 года. Обычное гулаговское вранье. Владимир Нарбут погиб в 1938 году в возрасте 50 лет.

В одном из писем с Колымы он успел написать жене Серафиме Суок о том, что «сейчас мы живем пока в палатках, как герои произведений Джека Лондона». Пытался утешить?..

В стихотворении 1912 года Нарбут писал:

Луна, как голова, с которой
кровавый скальп содрал закат.

Ах, если бы только закат…

ОДОЕВЦЕВА Ирина Владимировна (настоящие имя, отчество и фамилия — Ираида Густавовна ГЕЙНИКЕ) Родилась, согласно домовой книге, 25.VII.1895 в Риге (сама Одоевцева приписала себе год рождения — 1901 и отмечала день рождения 23 ноября) — 14.Х.1990, Петербург

Ирине Одоевцевой выпала удивительная судьба: стать поэтессой на излете Серебряного века, прожить основную часть жизни на Западе и вернуться в Россию в канун коммунистического заката. Редкий случай, когда давняя мечта осуществилась:

Мгновение, остановись!
Остановись и прокатись
Назад:
В Россию, в юность,
в Петроград.

Родилась Одоевцева в Риге, ее отец был богатым адвокатом и имел доходный дом. В Петроград будущая поэтесса приехала в 1914 году и сразу окунулась в поэтическую атмосферу города. Входила во второй «Цех поэтов», в группу «Звучащая раковина». 3 марта 1920 года выступила с «Балладой о толченом стекле», которую достаточно высоко оценили Георгий Иванов и Корней Чуковский. Однако Одоевцевой показалось, что ее учитель Гумилев недостаточно высоко ее ценит, отправляя некоторые стихи в папку с надписью «Братская могила неудачников», и Одоевцева написала с обидой и вызовом:

Нет, я не буду знаменита,
Меня не увенчает слава,
Я — как на сан архимандрита —
На это не имею права.