Читаем 99 признаков женщин, с которыми знакомиться не следует полностью

Вместо всего этого христиане поклоняются Богу — Спасителю. Мир, который был сотворён со вполне определённой целью, стал рассматриваться нашими героями как своего рода 'трамплин' в Царствие Небесное. Соответственно, и Творец этого мира стал восприниматься как послушный агент, механически обслуживающий процесс такого 'прыжка'. Реальный мир стал неинтересен для исторического христианства, ведь он должен 'сгореть'. Христиане зажили в виртуальном мире собственного спасения. И, вместе с этим стало невозможно творчество и неактуальны всякие позитивные знания об этом мире. Все науки, да и сам человеческий разум были объявлены 'падшими'. А угадайте, зачем ещё в раю приводил Бог Адаму зверей? А угадайте, в чём истинный смысл притчи о неверном управителе? И о чём была самая последняя молитва Иисуса Христа на Елеонской горе? 'Да будут они (ученики) едины, и да познает Меня мир'. Типа: если они рассорятся, то мир и не познает Его вовсе. Познает, например, что‑то другое…

Нельзя не заметить, что со временем в христианстве воцарилось классически — бабское понимание благодати: как некоей (единственно) спасительной силы, передаваемой подобно электрическому току правильным людям при правильных действиях. Вообще, всё это отдаёт то ли магией, то ли дремучим антропоморфизмом. Этот взгляд неверен не только потому, что напрочь отсекает тех, до кого не дотянулась 'электропроводка'. Это понимание в корне неверно, так как, во — первых, судить о том, у кого есть благодать, а у кого — нет, может только Бог. Он, по своей милости, может послать её кому угодно, и не нам размышлять об этом. Во — вторых, с этим пониманием расходится фраза Христа: 'Где двое или трое собраны во имя Моё, там Я посреди них (Мф., 18, 20).

В самом деле. Получается, без благодати, без причащения человек не может реализовывать заповеданное Христом отношение к другим людям? Да для такого отношения можно вообще ничего не знать о Христе, и слушаться лишь своего сердца. В — третьих, получается, что какие‑нибудь африканские племена, к которым ещё не проникли католические миссионеры, решительно не в состоянии 'спастись'. И вообще, нетрудно заметить, что такое 'благодатное' рассмотрение других людей и других конфессий ведёт лишь к их разобщению, к невозможности объединения, а значит — в конечном счёте, и неправомерно.

В — четвёртых (и это, возможно, самое главное), не стоит забывать, что каждая новая церковь, отделяясь в своё время от митрополии, делала это типично раскольничьим путём. Горе — православные Святой Руси и не догадываются, что в своё время откололись от Византийской кафедры точно так же, как в 90–х годах от них отделилась 'филаретовская' украинская церковь. Нашими предками был даже изобретён 'самопальный' чин для поставления митрополита — через новую, повторную хиротонию (сейчас об этом тщательно умалчивают, а между тем это идёт вразрез с 14–м апостольским правилом). Б. Успенский сообщает по этому поводу следующее: 'С учреждением патриаршества в России была принята особая хиротония патриарха; это специфически русский обычай, которого нет ни в одной другой православной церкви. Эта традиция восходит, по — видимому, к поставлению митрополита Ионы, которое, как известно, произошло без санкции Константинополя и фактически положила начало автокефалии русской церкви… Поставление Ионы было делом отнюдь не бесспорным с канонической точки зрения, поскольку Иона — вопреки принятой практике — был поставлен не патриархом, а епископами… Впоследствии Максим Грек заявлял, что 'непотребно есть поставлятися митрополиту на Руси своими епископы' и отказывался на этом основании признавать автокефалию русской церкви…' И далее: на Руси 'вопреки каноническим правилам митрополиты назначали себе преемника… По словам Никона, патриарх Иов был рукоположен трижды; он указывает далее, что дважды были рукоположены патриархи Гермоген, Филарет и Иоасаф, и если считать, что их поставление в патриархи недействительно, то следовало бы отрешить от сана всех архиереев, которых они посвятили, то есть практически всю русскую церковь' ('Царь и Патриарх'. Избранные труды, М. 1996, т. 1 стр. 185–204). Видите: не один, не два, и не три раза нарушались канонические правила в Русской церкви…

Отсюда получаем, что благодати у Русской Церкви — ничуть не более, чем у 'филаретовцев'. Занятно, что греки (те самые, которые в Афинах и Константинополе) именно так и считают, просто вслух об этом не говорят. Кстати: у 'филаретовцев' ведь тоже есть каноническое преемство, не так ли? Но чем же мы тогда лучше их? Однако спросите‑ка у наших верующих, ощущают ли они благодать? Что же тогда получается, что все они — в глубокой прелести? Ну уж нет, дудки, оставьте такие вещи для вашего автора… Впрочем, автор тоже признаёт наличие благодати у русской церкви. Лично ощущал — с. Ну так ведь и 'филаретовцы' тоже её ощущают. И прочие тому подобные до — халкидонские конфессии…

'Не здоровые имеют нужду во враче, но больные' (Мф., 9, 12. Для того,

Перейти на страницу:

Похожие книги

Салюки
Салюки

Я не знаю, где кончается придуманный сюжет и начинается жизнь. Вопрос этот для меня мучителен. Никогда не сумею на него ответить, но постоянно ищу ответ. Возможно, то и другое одинаково реально, просто кто-то живет внутри чужих навязанных сюжетов, а кто-то выдумывает свои собственные. Повести "Салюки" и "Теория вероятности" написаны по материалам уголовных дел. Имена персонажей изменены. Их поступки реальны. Их чувства, переживания, подробности личной жизни я, конечно, придумала. Документально-приключенческая повесть "Точка невозврата" представляет собой путевые заметки. Когда я писала трилогию "Источник счастья", мне пришлось погрузиться в таинственный мир исторических фальсификаций. Попытка отличить мифы от реальности обернулась фантастическим путешествием во времени. Все приведенные в ней документы подлинные. Тут я ничего не придумала. Я просто изменила угол зрения на общеизвестные события и факты. В сборник также вошли рассказы, эссе и стихи разных лет. Все они обо мне, о моей жизни. Впрочем, за достоверность не ручаюсь, поскольку не знаю, где кончается придуманный сюжет и начинается жизнь.

Полина Дашкова

Современная русская и зарубежная проза