990 000 евро

– Ах, проходите, дорогие гости, – жеманно защебетал Арлекин, хлопая пухлыми ладошками, и вокруг тоже все захлопали, на удивление приветливо улыбаясь нам.

Я сделал шаг вперед, потом еще один, а потом смог даже улыбнуться разодетой толпе.

– Ну, удачи вам, орлы, – услышал я прощальный смешок охранника и хлопок закрываемой служебной двери.

Я еще раз сделал «чи-из» всем сразу и обернулся посмотреть на Ганса.

Этот придурок встал у меня за спиной, расправив плечи, и, презрительно выставив челюсть вперед, по-пацански четко сплевывал на пол вокруг себя, словно отгоняя злых духов. Впрочем, у них там, в Саратове, педрилы, наверное, и впрямь приравнены к нечистой силе. А вот у нас в Питере они даже маршем как-то прошлись по Невскому проспекту, и им в бубен никто из пацанов настучать не успел. Потому что толерантный у нас город, не то что этот отсталый Саратов.

– Ах, как мило… Ах, как похоже вы пародируете наше российское быдло, – глядя на Ганса, захлопало в ладоши существо, похожее на Мальвину из фильма про Буратино.

Я быстро взял Ганса за вспотевшую ладонь и повел вперед, всерьез размышляя только об одном – что лучше: пересидеть пару часов в этом петушатнике-бедламе или получить прямой в челюсть от Акулы, зато в привычной обстановке.

– Вы позволите, я помогу вашему другу? – остановила меня Мальвина, приобняв Ганса за пузо и старательными, нарочито медленными движениями поправляя ему ремень.

Ганс весь покраснел, от бритой макушки до бычьей шеи, а Мальвина, глядя ему в глаза, сказала:

– Вам душно, дорогуша? Может быть, пройдем в Зимний сад? Ах, какие там сейчас расцвели орхидеи!

Ганс окаменел телом и лицом, и только широко распахнутые глаза приятеля, обращенные ко мне, выражали переполнявшие его чувства.

– Нет, дорогая, – твердо сказал я Мальвине. – Мой… э-э… друг пойдет со мной.

– Какая же я вам «дорогая», – надула губки Мальвина. – Вы что, не узнаете моего персонажа?

– Не-а, – честно ответил я, близоруко щурясь.

– Вы что, шутите? Я – Сергей Зверев! – гордо сказала Мальвина, и тогда Ганс, невнятно матерясь, попер от нас напролом, сдвигая мощным корпусом столы и стулья, в самый темный угол заведения.

– Какая тонкая, чувствительная натура, – сказала Мальвина Гансу вслед и с откровенной завистью посмотрела на меня.

– Да, это очень тонкая натура, – согласился я, провожая взглядом жирные складки затылка Ганса, мелькающего уже почти у самой стенки зала.

– Через час в Зеленом зале начнется игра. Приходите, прошу вас, – попросила Мальвина жалобно, и я кивнул с легким сердцем, лишь бы отделаться от этого утомительного существа.

– Ах, как хорошо, что вы согласились! – захлопала Мальвина в ладоши и вдруг, резко наклонившись ко мне, чмокнула в щечку.

Потом она тут же бросилась от меня бежать, жеманно виляя бедрами, а я рванул в другую сторону, к Гансу в спасительный полумрак.

Мой друг сидел на краешке огромного кожаного дивана, спрятавшись за высокими спинками стульев, и отчаянно сопел в обе ноздри, как свинья перед казнью.

Я, было, сел рядом, но Ганс тут же демонстративно отодвинулся.

– Ты куда меня привел, падла? – спросил он звонким шепотом.

– Ты чего, дурак? – спросил я, тоже раздражаясь. – Откуда я знал?

– Хрена ты мне тут заливаешь, сука, – злобно прошипел Ганс. – А то я не вижу, как ты тут со всеми балаболишь, как со старыми корешками.

Я оторопело посмотрел на Ганса, а он, распаляясь, заговорил в полный голос:

– И ведь в бане ты, падла, тоже не по-пацански себя ставишь. Как ни взгляну, ты там жопу мылишь! По полчаса мылишь, как будто шняга какая сзади присохла. Я еще полгода назад, помню, удивлялся, что за фраер такой чистоплотный к нашему взводу прибился. Теперь-то мне все понятно!..

К нам через весь зал прошла Мальвина, и я не стал ему отвечать. А Мальвина, пьяно качнувшись, спросила у Ганса:

– Я что забыл узнать, милые мои. А вы какими лубрикатами пользуетесь? В игре все свои приносят, но у меня на «Ив Роше» аллергия. Такие прыщи сразу вскакивают, жуть!

Я пожал плечами и, мстительно глядя на Ганса, громко сказал:

– Да он у нас по старинному рецепту любит, исключительно с вазелином.

– А-а, ну тогда ладно… – Мальвина тут же развернулась и торопливо направилась к барной стойке.

Ганс шумно выдохнул, встал и шагнул ко мне, сжав кулаки:

– Все, нах! Урою, сука!

– Охранник сказал, снаружи Акула сторожит, – напомнил я товарищу наше грустное положение, но на всякий случай отодвинулся от него еще дальше, усевшись теперь на другой стороне дивана.

Ганс скорбно поводил небритым рылом по сторонам, но сочувствия нигде не увидел и сел на место, обхватив свою тупую башку и раскачиваясь, как начинающий артист, которому велели изображать глубокое горе.

– Пацаны в батальоне узнают – кранты нам обоим, – сказал он после минуты раскачиваний. – Не, нах, я пошел к Акуле, сдаваться, – добавил он решительно и встал, нервно оглядываясь в поисках выхода.