999-й штрафбат. Смертники восточного фронта

Впрочем, через несколько дней ситуация изменится, и кровопролитие будет одинаково ужасно как в самом городе, так и за его пределами, независимо от времени суток.

Тем временем в полутора тысячах километров юго–восточнее Великих Лук лежал Сталинград. Было 26 ноября. Сталинград был взят в кольцо ровно неделю назад.

На протяжении всей этой недели огромный промышленный город, запутанный лабиринт руин вдоль берега Волги, начал источать по всему Востоку некую силу, да нет — по всей оккупированной Европе.

Великие Луки, крошечный провинциальный, хотя и симпатичный городок, источал куда более слабые токи.

Повторяется ситуация с Холмом, с горечью подумал Шерер.

С той разницей, что теперь он сам находится с внешней стороны. Факт, с которым невозможно спорить. Единственное, чего он не знал — это как к нему отнестись. Он уже устал, а ведь сегодня всего лишь конец первого дня. Впрочем, теперь уже не будет особой разницы, день это или ночь. Что–что, а уж это он знал точно.

Холм остался в прошлом, такой обманчиво сонный и тихий — вот он, как на ладони под замерзшим небосводом. Но это лишь потому, что теперь он принадлежит прошлому. Его больше нет.

Первый день тянулся бесконечно долго. Далеко за полночь начали поступать донесения о том, что русские бросили на железнодорожную ветку почти все свои силы. Снегопад к этому времени перешел в настоящую метель, и в вихре снежинок было невозможно разглядеть силуэты вражеских танков. Как в этой белой круговерти ориентировались сами русские, оставалось загадкой, и тем не менее вот они. Двигались вперед исключительно по компасу, предполагал Шерер, посреди кромешной тьмы, пока наконец не уперлись в железнодорожное полотно. Ему вспомнилось хаотичное наступление бронетехники на Холм. Оставалось лишь надеяться, что защитники железнодорожной насыпи воспользуются снегопадом и уничтожат русские танки по очереди, один за другим. Тем более что русские со своей неорганизованностью наверняка застрянут здесь надолго. Да и как вообще можно надеяться на согласованные действия при такой погоде, даже если им и удастся выйти к железнодорожной ветке? А может, лучше пока не утруждать себя размышлениями по этому поводу, ведь единственным добрым известием за целые сутки было то, что к ним на помощь спешит дивизия Волера. Им хотя бы один небольшой успех, и тревожные мысли отступят, давая возможность передохнуть хотя бы час–другой, а ведь если он в чем и нуждается, так это в отдыхе. Увы, тяжелые думы неотвязно преследовали его, давили изнутри на черепную коробку. Что ж, наверно, не стоит и мечтать о том, чтобы вздремнуть, пусть даже на несколько минут. Радиодонесения от группы Мейера, попавшего в ловушку за железнодорожной веткой, прекратили поступать вот уже несколько часов назад, и Шерер опасался худшего. Тем временем те, кто непосредственно обороняли железнодорожную ветку, постоянно пускали сигнальные ракеты и даже включали прожектора, чтобы заметить русские танки, прежде чем те подойдут близко. Увы, толку от этих мер было мало, метель поглощала свет, отбрасывала его назад, на их собственные лица. И снова противотанковые орудия, которые имелись в их распоряжении, были вынуждены ждать, пока противник подойдет на близкое расстояние и его можно будет расстрелять в упор. Согласно имеющейся информации новые орудия отличались высокой эффективностью. Впрочем, имелись и прямо противоположные сведения — люди гибли в темноте под гусеницами вражеских танков, так и не успев произвести ни единого выстрела. Шерер уже в предыдущие дни почувствовал, что на этот раз все будет иначе. Теперь же он знал это точно. Нет, это не одно упрямое наступление в одной–единственной точке, а массированное, со всех направлений. Причем без какой–либо передышки.

Куда худшие известия поступили от измотанного боем гауптмана с железнодорожной насыпи, чье имя он уже позабыл. Тот доносил, что резервы, которые Шерер послал им в поддержку несколько часов назад, все как один погибли под одним–единственным минометным залпом врага. Шерер с трудом представлял, как такое могло произойти. Он даже попросил гауптмана, чтобы тот повторил сообщение. Как выяснилось, тот специально лично сходил, чтобы посмотреть на убитых. По его словам, там остались лежать горы мертвых тел. И как только сталинские органы, или, как русские их называли, «катюши», могли вести прицельный огонь в кромешной тьме, да еще и в пургу? Нет, это не назовешь обыкновенным везением, здесь откровенно попахивало мистикой. В любом случае, дать рациональное объяснение такой поразительной точности удара вряд ли было возможно. Или это партизаны по радио помогали своим вести огонь? Нет, он еще ни разу не сталкивался со столь отлаженной организацией со стороны русских. Причем объяснения этому удивительному факту, сколько он ни думал, не находил. Ругая самого себя, он упрямо попросил капитана повторить донесение. Господи, хватит ли у него сил поднять телефонную трубку и вновь позвонить фон дер Шевалери?