– Понятия не имею. Это всё?
"Вот, хоть какое-то разнообразие".
– Да, пожалуй, спасибо, вы мне очень… – Начальник кафедры исчезла за дверью, не успел Максим договорить, -…помогли.
Охватив беглым взглядом рабочий стол "Виндовс", Максим едко усмехнулся. Психологический портрет профессора начал проясняться – компьютер кишмя кишел разными мерзостями: половину экрана занимало окно, кислотным разноцветием призывавшее срочно заплатить денег за то, чтобы оно же и исчезло. Его то и дело перекрывало другое, о недоступности какого-то сетевого диска, плодившее ещё более мелкие окна. Третье, четвёртое, пятое – окна роились, мигали, переливались, громоздились друг на друга, пытаясь привлечь внимание пользователя к себе и отвлечь от конкурента. Часть из них демонстрировала порно-фото, часть требовала где-то зарегистрироваться, под чем-то подписаться, куда-то ввести пароль и на что-то получить доступ. Всё это напоминало фразу из одного британского сериала про айти-специалистов: "если бы это был человек, я бы выстрелил ему в лицо".
Да, пожалуй, "костёр справедливости" просто не мог пройти мимо подобного балагана. Но благодаря последним технологиям, он восстал из пепла, и теперь помогает следствию установить истину. Вот она – жизнь после смерти.
Закрыть все окна Максиму не удалось: они регенерировали в тройном количестве, как головы Змея Горыныча. Плюнув на затею, Максим отыскал список недавно закрытых документов и, в надежде ухватиться хоть за какую-нибудь ниточку, принялся проверять их один за другим. Постоянно мерцающий экран усложнял задачу. Проиграв очередную битву, Дюзов решил выиграть сражение: отправил найденные файлы на свой почтовый ящик. У него с компьютером всё в порядке, антивирус, файрвол, и сетевой админ третий год в сержантах, выслуживает повышение.
А изучать было что. Заявления, меморандумы, распоряжения. Всё, правда, чужое, своё Булгарин писал на бумаге. Перед глазами мелькнул файлик со знакомым названием: "Гоба". Открытие увесистого документа погрузило компьютер в такой беспробудный ступор, что даже курсор мыши застыл. Не дождавшись, Максим вернулся к мусорной куче и засопел над смятой в плотный комок бумажкой. Им оказался черновик какого-то очередного заявления на выделение для лаборатории генетики пяти литров трёхфазных ондоплазмоидов с регулярной структурой кристалической решётки экзопространственного типа. Для опытов.
– Извините, я вам ещё нужен? – очнулся понятой, нервно теребя смартфон.
– Ну, если распишитесь, то, наверное, нет… достаточно с вас, пожалуй.
– Конечно распишусь, вы бы сразу…
Максим молча достал из папки две чистейшие копии протокола осмотра и подложил на край стола под суетливый взгляд лаборанта второй категории. Подписав, парень даже не попрощался, исчез, словно и не было. Как и второго понятого.
Следующий час Максим провёл, исследуя содержимое шкафчиков и полочек. Одна из книг имела странное название: "No Logo. Люди против брэндов". В окружении заклеенных или вытравленных логотипов на телевизоре, кондиционере, вентиляторе, телефоне и радио название вовсе не звучало буддийским "хлопком одной ладони".
Взгляд пробежал по корешкам: "Ленинская теория империализма и современная глобализация", "Глобализация: процесс и осмысление", "Глобализация и судьба человечества", "Логика глобализма" и далее в том же духе, целая полка на тему глобализации и антиглобализма. И ещё две по теории струн, о принципах суперсимметрии, "М-теории" и о чём-то таком, что у Дюзова ассоциировалось с ядерной катастрофой и чёрно-белыми ужасами постапокалипсиса.
Выдвижные ящички и коробочки хранили статуэтки, фигурки, магнитики и кружки, совершенно новые, из разных стран и городов, некоторые с дарственными надписями, видимо, от удачно съездивших в отпуск коллег. Эти коллекции хранились в глубоких недрах шкафа, за непрозрачными дверцами, подальше от чужих глаз и рук.
Максим с интересом поразглядывал сувениры из Амстердама, напоминающие недавние баннеры на экране монитора. Эйфелевых башен он насчитал одиннадцать штук, одна другой уродливей. Взглянув на выводок символов Парижа, он достал из ящика огромный шар, к которому почему-то всё приставало, даже не металлическое, отряхнул от египетских скарабеев и греческих сов, и, повертев, стал лепить на него башенки. Получившегося эйфелевого ежа Максим поставил на стол и сфотографировал на мобильный. Заодно "воткнул" телефон в беспроводную энергосеть – пускай зарядится.
На полках в кабинете профессора хозяйничали книги и только книги, за единственным исключением – прячась под стеклом, там лежал какой-то уголёк. Максиму стало интересно: чем он выделяется среди прочих вещей, что так возвысился в глазах Булгарина, перебравшись из ящика с сувенирным хламом на книжную полку.