– Слиток, говоришь? А это плата за тот ущерб, который ты нанес моим людям. И моли своего бога, чтобы они сами не назначили свою собственную цену, вовек не расплатишься.
Домой Ивана везли на его «Опеле», и пока они пилили с городской окраины до Надречного района, Мазин решал вопрос, на фоне которого проблемы Гамлета с его «быть или не быть» могли показаться детской шалостью. Сидя промеж двух довольно крепких парней, судя по разговору – украинцев, он пытался сообразить, каким образом вышел на него этот паскудный Хозяин и откуда он знает, что Иван Мазин сдает золотишко Кудлачу. Но самое поганое – то, что сдал его кто-то из своих, из фабричных, и за ним все это время шла планомерная охота. Но кто?!
Однако еще более паршивым было для него то, что он находится под колпаком беспредельщика, о котором не знает совершенно ничего. А это значило, что у него полностью связаны руки, и попробуй он рыпнуться куда-нибудь или не выполнить требование Хозяина… О возможных последствиях даже подумать было страшно.
Он хорошо помнил, как в девяностые годы город почти задыхался от наезда московских и тамбовских, питерских и казанских, тверских и прочая, прочая группировок, каждая из которых желала урвать свой кусок золотого пирога. Они наезжали на заводское руководство, на простых золотонош и охранников, заставляя их работать на себя, а тех, кто артачился… На старом кладбище уже негде было хоронить убитых, и городские власти вынуждены были подыскивать место для нового погоста. И остановили этот беспредел не менты и даже не отцы города, имевшие свой процент с краденого золотишка, которое походя назвали черным, а Кудлач с Лютым, выбившие чужаков с воронцовской земли.
Подумав о Кудлаче, Мазин даже зубами скрипнул. С самого начала своей карьеры золотоноши он сдавал металл только Кудлачу и ни разу не пожалел об этом. И чтобы теперь переметнуться к хрен знает кому – это все равно что самолично намылить веревку и набросить ее себе на шею.
Глава 2
Хищение эталонного слитка золота высочайшей пробы не могло остаться незамеченным, и буквально за месяц до того момента, когда во Львове всплыл факт перепродажи этого слитка полякам, Следственным комитетом России было возбуждено уголовное дело и в Воронцово выехал следователь по особо важным делам Геннадий Михайлович Яровой. Местное руководство предложило ему на время командировки «упакованную» по всем параметрам явочную квартиру в элитном доме напротив памятника Ленину, который, как и в годы советской власти, все так же указывал своей кепкой в сторону светлого будущего, однако Яровой отказался, сославшись на «оперативную необходимость взаимодействия». Это глупейшее словосочетание он придумал лет десять назад, когда надо было освободиться от назойливого гостеприимства местных властей, и действовало оно вроде бы безотказно.
Насчет возможной утечки оперативной информации Яровой не беспокоился. Номера гостиниц, в которых ему приходилось жить неделями, проверялись не случайными людьми, а специалистами ФСБ. Короче говоря, командировка как командировка, если, конечно, не считать того факта, что прежде чем приступить к формированию следственно-оперативной бригады, он должен был получить вразумительный ответ на вопрос, который изначально не давал ему покоя. Столь крупное хищение высокопробного золота – это разовый случай или же здесь действует хорошо отлаженный канал утечки металла?
Подобный посыл тут же выдвигал дополнительные вопросы, которые требовали ответа, и в первую очередь – кто прикрывает этот канал?
Зарывшись на три дня в архивной пыли прежних уголовных дел и окончательно убедившись, что город и завод, которые местные аборигены величали «золотой фабрикой», слились в единый организм, Яровой должен был признать, что не познав потаенные, запрятанные внутри воронцовского сообщества пружины, он никогда не докопается до истинных масштабов хищения золота, которое «возможно, имело место», как выразился при знакомстве полковник Цыбин, начальник Воронцовского ОВД. Конечно, можно было бы обойтись и выписками из уголовных дел многолетней давности, и протоколами допросов, но этого было недостаточно, и Яровой уже самостоятельно стал знакомиться не только с заводом, но и с городом. И чем глубже он погружался в нюансы, тем больше в нем накапливалось чувство ирреальности происходящего.
На обрывистом берегу полноводной русской реки, там, где еще совсем недавно цвели яблоневые сады, в зелени которых утопали деревянные дома с резными наличниками, поднялись вычурные коттеджи из красного кирпича. И начало этим изменениям, похоже, положило хищение первых золотых слитков. Причем большинство домов-дворцов принадлежало не администрации золотой фабрики, что еще можно было как-то понять, а заводским работягам, охранникам и сотрудникам полиции. Ничего подобного в своей практике Яровой еще не встречал и был приятно удивлен, когда узнал, что три десятка самых высоких и самых красивых каменных дворцов принадлежат все-таки городской элите.
Как говорится, не бывает правил без исключений.