Когда я вернулся картину безмятежности будто стремительно заменили на ее уродливый негатив. Вместо беззаботных гимнов юности звучал вязкий и темный эмбиент. Саундтрек, подходящий для визуализации мыслей самого невеселого из пациентов психиатрической лечебницы. Теплый электрический свет уступил место холодному дряблому излучению. Я стоял в полной прострации, пока не увидел П. Она сидела на том же месте, подпирая голову двумя руками. Тонкие дрожащие пальцы вплетались в волосы. Взгляд был направлен в стол. Я сел на свое место. Она подняла на меня взгляд, но посмотрела сквозь. Губы дрогнули в попытки улыбнуться, но она оказалась тщетной. На столе стояли новые порции виски. Но пить уже не хотелось. В воздухе повисло давящее аморфное чувство неуютности окружения. Стены помещения выталкивали нас изнутри, словно утроба чужеродный плод. Я сказал ей, что пора идти. Она безвольно кивнула. Я подозвал бармена. Вместо добродушного бородатого здоровяка, который был все это время за стойкой и частенько смешно подпевал звучащим через колонки песням, к нам подошел угрюмый жирный немой уродливый бородач с кривыми татуировками на лице и небрежно бросил чек на стол. Я оставил наличные, взял П. под руку, и мы медленно поплелись к выходу. Как только мы вышли за порог, дверь за нами в скважине бездушным металлическим лязгом повернулся ключ.
Дождь уже закончился, однако, теперь на улице вместо ожидаемого чувства вечерней свежести нас окутала тяжелая душная пелена темноты. Было уже за полночь. Заведения вокруг закрыли свои двери, а случайно задержавшиеся прохожие неслись по улице, стараясь как можно быстрее спастись от эфемерной угрозы в иллюзорной безопасности своих домашних стен. Мы же явно проигрывали им своих скоростных возможностях, и они нетерпеливо обгоняли нас по проезжей части или просто нахально отталкивали. П. шла, вцепившись мне в руку. Из ее тихой нечленораздельной речи мне лишь удалось понять, что ей надо доехать переночевать куда-то за город к подруге, и что все в принципе неплохо и что она рада, что познакомилась со мной. Ей надо было сесть сначала на трамвай, мне было примерно по пути.
Вдалеке прогремел нужный нам трамвай. Мы хотели было ускорить шаг, но у нас ничего не вышло. Неуклюже лавируя между лужами, мы с опозданием дошли до остановки. Трамвай скрылся за углом, на прощание издевательски издав для нас свою трель. Благо электронное табло гласило, что скоро подойдет следующий.
Мы уселись на пустой остановке. П. не отпускала ни на минуту мою руку. Чувство же удушливости подкатывало к горлу, проникая все глубже, и к ней вдобавок присоединилась отчетливая неуютная музыка. Та композиция, что играла в баре, когда мы уходили. Мерзкой пиявкой она засела в голове, и поскольку окружающий мир транслировал лишь безразличную тишину, каждая ее утробная нота звучала в ушах с кристальной чистотой. Все пять органов чувств передавали самые гнетущие ощущения в подкорку. Шестое, что некоторые называют интуицией, тоже не подсказывало мне ничего хорошего.
На секунду П. ослабила свою мертвую хватку, чтобы переместиться на противоположный край скамейки. Ее вырвало. Она достала из сумочки бумажный платочек, повернулась ко мне и с довольной улыбкой произнесла: «Теперь все вообще хорошо». Она вернулась на прежнее место, вновь ухватила мою руку, и спустя пару минут начала тихонько посапывать. Трамвай все не шел. Благо на улице стало немного посвежее. Иногда действительно становилось хорошо, когда в наш томный закаулок случайно забредал кратковременный летний бриз. Но затем опять приближалась духота со свойственной ей настойчивостью. Я успел пару раз покурить.
Наконец, вдалеке показался трамвай. Он неспешно подбирался к нам, прорезая двумя маленькими круглыми фарами кромешную темноту.
Я тихонько растолкал П. Она уже успела погрузиться в сладкую дремоту и пару секунд приходила в себя с решительно ничего непонимающим выражением оглядываясь вокруг. Старый трамвай остановился напротив нас и с неприятным металлическим визгом открыл дверцы. Мы сели на соседние сиденья. П. затребовала место у окна, хотя ни разу в него не посмотрела. Перед тем, как вновь закрыть глаза, она лишь неуверенно спросила, потупив глаза: «Можно поехать к тебе?». В таком состоянии ее точно не следовало отпускать куда-то одну, отправляться вместе с ней куда-то черт знает куда за город у меня тоже желания не было. Потому я поступил как честный человек и ответил: «Можно». Она поблагодарила и вернулась на прежнее место на моем плече.