Степан и София слышали гибельное падение батюшки Павла, но им было не до этого. София даже успела оглянуться и увидеть растянувшееся во весь рост тело батюшки, содержимое его багажа. Только жалеть о нём, думать, о случившейся смерти святого было некогда. На кону стояла собственная жизнь, а свистевшие, по-прежнему, рядом пули старались оборвать её, так же, как сделали они это с несчастным батюшкой Павлом…
…— Зачем стрелял в этого? — спросил высокий красноармеец у Демида, который стоял с высоко поднятыми руками.
— Личные счеты у меня с ним товарищ. Это — поп Павел может, слышали вы о таком.
— Нет, мы не местные — ответил красноармеец.
— Такой лучше мёртвый, чем бы ушёл к своим.
— Разберемся потом.
— Здесь смотри что! — закричал другой красноармеец, обращаясь к остальным.
— Не трогать ничего! — закричал высокий красноармеец своим подчинённым, которые с огромным интересом и явным желанием поживиться, смотрели на содержимое багажа батюшки Павла…
В десяти метрах от них показались густые заросли кустарников, облепивших подход к узкой речке с чистой, прозрачной водой. Речка же петляла, становилась, то уже, то шире — естественной преградой окаймляя границу города. Её противоположный берег лежал уже за чертой города, там начинались перелески между ними поля, где-то чересчур открытые, и тем опасные пространства, но всё же это была свобода. Это — была возможность остаться в живых.
Степан хорошо знал это, но проследовать к реке сразу им не удалось. Спрятавшись за обычным деревянным штакетником, который на их счастье был дополнительно укрыт непролазной травой, не обращая внимания на обжигающую открытые места кожи крапиву, они лишь тяжело дышали и Степан, постоянно поворачиваясь, видел возбужденное от борьбы со смертью красивое лицо Софии. Она глубоко дышала носом. Привлекательной краской горели её щеки, а упругая, статная грудь поднималась при каждом вдохе.
Степан сильно сжал её руку. Пристально посмотрел ей в глаза. Она и на этот раз не отвела своих глаз.
— Табаком пахнет от вас господин офицер — прошептала она.
— Это — ничего Соня. Сейчас ещё чуть-чуть, и с божьей помощью будем у своих.
Солдаты красноармейцы приближались, громко разговаривая и что-то крича пленным. Мостовая поднимала пыль. Дома расположенные по одну сторону пропитывались голосами, сохраняли в себе уходящую от них в этот момент историю. Оставляли себе её частичку, а может и весь этот день полностью. Штукатурка, нанесенная на кирпич. Толстые бревна, фундаменты, крыши — все участвовали в этом процессе, а шествие двигалось обыденно. Крик сменялся смехом, кто-то слишком устало и напряженно дышал, кто-то еле волочил ноги, кто-то шёл спокойно и даже улыбался чему-то только ему известному. Среди пленных было четыре офицера, которые выглядели совсем уж обреченно и даже безразлично к происходящему вокруг них, и к тому, что происходит с ними самими.
— Это — же Казанцев — тихо почти прошипев, произнёс Степан, обращаясь к Софии.
— Кто это? — ещё тише спросила она.
— Один мой старый приятель — произнёс Степан, и по его лицу было видно, что он тяжело переживает увиденное.
Скулы Степана напряглись, глаза наполнились бессильной злобой. Вид пленного Казанцева заставлял Степана испытывать всю гамму неприятных эмоций. У Казанцева была разорвана форма. Один из двух погон болтался, держась на тонкой нитке. На правой щеке была размазана кровь смешанная с грязью. Левая нога заметно волочилась за правой, и Степан увидел, что выше колена на этой самой левой ноге имеется пропитанная кровью повязка. Рядом с Казанцевым шёл совсем молоденький прапорщик. Он в момент, когда пленные сравнялись со Степаном и Софией, начал тревожно всматриваться в их сторону, как будто хотел там увидеть, кого-то столь необходимого ему сейчас. Можно было бы подумать, что каким-то неведомым образом он чувствуют, ищет их, но это было не так. Прапорщик хотел увидеть свою мать, отца. Которые сумеют решить всё его проблемы и заберут его отсюда домой. Не увидит он больше ничего этого, не услышит смеха и голосов чужих людей, что сейчас конвоируют его вместе с бравым капитаном и другими несчастными сильно похожими на него самого.
— Им сейчас ничем не поможешь — прошептала София.
— Да Соня. Я понимаю — ответил Степан.
Через минуту или даже меньше улица освободилась, и только парочка грязных в оборванной одежде мальчуганов ещё находились в обозрение Степана и Софии. Затем и они, обдумав свои дальнейшие действия, бросились следом за колонной военнопленных, что скрылась за поворотом улицы.
Выстрелы окончательно стихли. Начал подниматься ветер, несущий в себе чувствительный холодок.
— Вот и всё — констатируя факт, произнёс Степан.
Они уже пробрались через кустарник. Перед ними лежала небольшая водная преграда, но перепрыгнуть её было невозможно, а брода, пока что видно не было. Тихая гладь могла таить в себе небольшую глубину, так же могла она иметь под собой и хорошенький омут. На дне, которого обязательно добавляет воду в реку холодный источник.