А. Азимов, Г. Уэллс

Снова Бейли пришлось совершать путешествие на воздушном корабле, как в тот памятный день на Земле, когда его вызвали в Департамент Юстиции. Однако между этими двумя путешествиями была разница. Самолет отнюдь не был герметически закрыт, как это делалось на Земле. В окна ярко светило солнце. Бейли старался изо всех сил не поддавался панике. Изредка, когда он чувствовал, что больше не в состоянии выдержать, он прятал голову в колени, но потом снова заставлял себя поднять ее. Ведь он сам выбрал этот путь, твердил он себе.

– Я должен привыкнуть к этому, просто обязан, – беспрерывно повторял он и смотрел, не мигая, на голубое небо до тех пор, пока хватало сил, пока сердце не начинало бешено колотиться. Он старался сосредоточиться на том, что ему предстояло сделать. А ему предстояла личная встреча с рекомендованным ему Атлбишем социологом, неким Ансельпом Квемотом. Из разговора с социологом он надеялся почерпнуть ценные сведения о структуре солярианского общества. А это, в свою очередь, помогло бы ему разобраться в целях того заговора, которого опасался Правитель Груэр.

Когда самолет приземлился, Бейли уже поджидали роботы. Выйдя из самолета, он снова очутился на открытой площадке и почувствовал себя совсем скверно. Он весь дрожал, даже колени у него тряслись.

– Поддержи меня, парень, – пробормотал он, обращаясь к одному из роботов.

Опираясь на робота, Бейли прошел в дом социолога.

В конце длинного зала Бейли ожидал солярианин.

– Добрый день, инспектор, – сказал он, напряженно улыбаясь.

Бейли кивнул.

– Добрый день, сэр. Не могли бы распорядиться, чтобы зашторили окна? – прошептал он, с трудом переводя дыхание.

– Окна уже закрыты, – ответил социолог. – Я знаю кое-что об обычаях Земли. Не пройдете ли вы со мной в мой кабинет?

Держась от хозяина дома на приличном расстоянии, Бейли проследовал за ним через анфиладу многочисленных комнат и переходов. Бейли был рад, что наконец-то он сможет сесть и отдохнуть. Стены комнат поражали пестротой своей расцветки. Во множестве ниш красовались золотые и пурпурные статуи самого нелепого и претенциозного вида. В углу стояло странное сооружение с качающимися белыми клавишами и многочисленными педалями: очевидно, музыкальный инструмент.

Бейли внимательно глядел на социолога, стоявшего перед ним. Спейсер был высок и худ. У него было скуластое лицо с большим носом и глубоко посаженными живыми глазами, с белыми волосами. Некоторое время в комнате царило напряженное молчание, а затем Бейли, почувствовав себя лучше, начал разговор:

– Я благодарен вам, сэр, что вы согласились лично принять меня.

Квемот выдавил улыбку и сказал:

– Давно уже я не делал ничего подобного. Да, давно. – Его голос задрожал, и он умолк.

– Вам, наверное, тяжело находиться вблизи другого человека?

– Да, очень.

Квемот резко отвернулся от собеседника и сел на стул в самом дальнем углу комнаты.

Постепенно прежняя уверенность в своих силах возвращалась к своему землянину.

– Интересно, что вы ощущаете, когда я нахожусь здесь, у вас, доктор Квемот? – спросил он.

– Вы задали весьма интимный вопрос, – пробормотал социолог.

– Но, видите ли, как вам известно, я занимаюсь выяснением обстоятельств и причин убийства. В ходе расследования я буду вынужден задавать вопросы сугубо интимного свойства.

– Я постараюсь помочь вам, – ответил Квемот. – Но я надеюсь, вопросы будут достаточно пристойными.

Во время разговора он смотрел в сторону, а не на своего собеседника. Изредка он бросал взгляды на Бейли, но тут же поспешно отводил взор.

– Я спросил о ваших ощущениях не только из любопытства. Это мне важно по существу дела.

– Не вижу, почему.

– Я хочу знать как можно больше о вашем мире. Я должен понимать, что чувствуют соляриане при личном контакте. Видите ли, для убийства Дельмара требовался личный контакт убийцы и его жертвы.

Квемот медленно заговорил:

– Десять лет тому назад умерла моя жена. Лично встречаться даже с ней для меня было весьма не просто. Но, конечно, к этому со временем привыкаешь. Мне не было предписано новой женщины, поскольку мой возраст… – он остановился, надеясь, что Бейли продолжил фразу. Но Бейли молчал, и Квемот закончил упавшим голосом: – Мой возраст меня защитил. Не имея даже жены, я, надо признаться, совершенно отвык от каких-либо личных встреч.

– Но что вы ощущаете при этом? – настаивал Бейли.

Квемот искоса взглянул на Бейли и тотчас же отвел взгляд.

– Я буду откровенен с вами, инспектор – мне кажется, что я почти обоняю вас.

Бейли невольно откинулся в своем кресле.

– Обоняете меня? – повторил он недоуменно.

– Это, конечно, воображение, – продолжал Квемот. – У меня в носу имеется фильтр. Но… – он пожал плечами с плохо скрытым отвращением.

– Я понимаю, – медленно произнес Бейли.

– Вы не обидитесь на меня, если я скажу вам, что в присутствии человеческого существа у меня появляется такое ощущение, как будто меня касается что-то грязное и скользкое. Я все время пытаюсь отстраниться от этого прикосновения. Все вместе крайне неприятно…