А. Блок. Его предшественники и современники

человека неясен, трагичен, но это путь в жизнь, а не в мертвую схему, не в

мистическую утопию, отрицающую самую жизнь.

В связи с одним мелким столкновением (еще до больших полемик между

ними) Блок писал Андрею Белому 15 октября 1905 г.: «Отчего Ты думаешь, что

я мистик? Я не мистик, а всегда был хулиганом, я думаю. Для меня и место-то,

может быть, совсем не с Тобой, Провидцем и знающим пути, а с Горьким,

который ничего не знает, или с декадентами, которые тоже ничего не знают»

(VIII, 138). В этом же письме Блок пишет, что ему «декаденты противны все

больше и больше», а далее, в ответ на упреки Белого в нарушении мистической

«ортодоксии», Блок констатирует: «… и что отнять у меня, когда я нищ?» (VIII,

138 – 139). Это письмо может служить своеобразным, хотя и очень неполным,

комментарием к «Осенней воле». Блок отождествляет себя с лирическим

персонажем «Осенней воли», рисует себя как «хулигана», «нищего» душой

«бродягу». Объективно сама устремленность Блока к пониманию, постижению

«общих коллизий», к такому их постижению, которое открывало бы

возможность рисовать разные «лирические судьбы», «вереницу душ» — разных

людей, руководствующихся не мистическими догмами, но своими внутренними

жизненными стимулами, — открывала возможность преодоления также и

односторонностей «нигилизма» и глухого отчаяния «бродяжества».

Реализоваться эта возможность могла только в нахождении некоей, достаточно

связанной с социальными коллизиями русской жизни, общей

мировоззренческой концепции современности. Блок ищет ее в разных

направлениях творчества: специально общественные ее аспекты раскрываются

в блоковской публицистике, индивидуальные коллизии современной личности

разрабатываются в лирике.

Поиски лирического образа России в поэзии, естественно, должны

координироваться со стремлениями Блока найти общую связующую нить

разных граней его творчества; поскольку исходной точкой нового этапа,

связанного с революцией, для Блока является разлом, крах старых устоев жизни

и больше всего с ним связан образ «бродяжества» — не исключены попытки,

под давлением догматиков, сконструировать из «болотных» тем условный

«синтез», иллюзорный выход из противоречий. И в первом, и во втором

изданиях «Нечаянной Радости» раздел сборника, носящий название «Нечаянная

Радость», т. е. — итоговый раздел, завершается стихотворением «Пляски

осенние». Это посвящавшееся Андрею Белому стихотворение и представляет

собой попытку из элементов осеннего пейзажа, и шире — из разных граней

«болотности», сконструировать новый, «болотно-водяной» образ Дамы как

мистическое разрешение реальных противоречий человеческой личности и

общих противоречий жизни:

Осененная реющей влагой,

Распустила Ты пряди волос.

Хороводов Твоих по оврагу

Золотое кольцо развилось

Очарованный музыкой влаги,

Не могу я не петь, не плясать,

И не могут луга и овраги

Под стопою Твоей не сгорать.

(«Пляски осенние», октябрь 1905)

Надо сказать прямо, что этот образ «снимающей», «сжигающей» материальные

земные отношения людей «Тишины» или «Радости» является мистико-

лирической схемой новой Дамы; он противостоит блоковскому образу

России — реальной страны, полной глубоких трагических противоречий. Эта

схема имеет одновременно вполне определенное общественное содержание.

Через все стихотворение проходит образ «хоровода». Андрей Белый под образ

«хоровода» подкладывал идею религиозной общины, идею, восходящую к

славянофилам: «Теория Дарвина построена на сохранении рода путем полового

подбора, т. е. путем отысканных и установленных форм общения и связи

индивидуумов… Религия есть своего рода подбор переживаний, к которым еще

не найдены формы. Жизнь общины основана на подборе и расположении

переживаний отдельных членов, как скоро в переживаниях своих они

соединяются друг с другом. Понятно, что только в общине куются новые формы

жизни»137. Общинный «хоровод» верующих в мистическую схему есть

социальная Утопия выхода из противоречий жизни путем умозрительного

слияния, синтеза.

Этот конструктивный мистический образ для эволюции Блока на новом

этапе не имеет серьезного значения в том смысле, что он неспособен стать

всеохватывающим на фоне тем «бродяжества». Он и не становится

обобщающим, в окончательном своде трилогии лирики Блок завершает

стихотворением «Пляски осенние» цикл «Пузыри земли», где собраны стихи

«болотной» темы. Шекспировский образ «пузырей земли» из «Макбета»

(«Люблю… может быть, глубже всего — во всей мировой литературе —

“Макбета”», — писал Блок Эллису 5 марта 1907 г. — VIII, 182) в качестве

ключевого к циклу превращает «хоровод» из «Плясок осенних» в символ

137 Белый Андрей. Луг зеленый (1905) — В кн.: Луг зеленый. М., изд.

«Альциона», 1910, с. 11.

сомнительности, опасного и двусмысленного «марева», переходного состояния

душевной жизни, — этим окончательно подчеркивается то обстоятельство, что

конструктивные схемы для Блока уже невозможны. Так обстояло дело и в

переходные для самого Блока годы. Но логику эволюции Блока в эти годы

объективное противостояние «Осенней воли» и «Плясок осенних» раскрывает