А. Блок. Его предшественники и современники

именно как особая книга, уже поэтому не имеют. Входят сюда, в общем, те же

стихи, что и в соответствующие разделы первой редакции третьего тома.

Изложенную выше концепцию «глухих ночных часов», замкнутого,

отделенного от перспективы времени трагизма Блок осуществляет в «Ночных

часах» путем создания особой композиции. Основные слагаемые в этой

композиции — «На поле Куликовом» и прямо связывающиеся с этим циклом

стихи в начале книги; затем «Страшный мир», подступами к которому служат

разделы «Возмездие» и «Голоса скрипок» (в дальнейшем — «Арфы и

скрипки»); за «Страшным миром» следуют «Итальянские стихи». Общее

движение композиции, следовательно, таково: от тем, безусловно

представляющих для Блока всегда высшую возможную степень

жизнеутверждения, раздела-цикла «На родине» (с центром в виде «На поле

Куликовом») идет волна сгущающегося трагизма, достигающего особой

остроты в финальных стихах раздела-цикла «Страшный мир»; замыкающие

композицию «Итальянские стихи» в таком построении до конца не разрешают,

в высоком общем смысле, трагизма целостного движения темы.

Эти же разделы композиционно совершенно иначе расположены в первой

редакции третьего тома («Снежная ночь»). Прежде всего, книгу открывают

несколько разделов, впоследствии ушедших во второй том (начиная со

«Снежной маски»). Собственно «третьетомная» часть книги открывается

«Страшным миром»; это ввод в трагедию, затем следуют «Возмездие» и

«Итальянские стихи», за ними идут «Арфы и скрипки»; завершается вся

концепция разделом «Родина». Композиционное построение, в общем, имеет

обратный характер тому, что мы видим в «Ночных часах»; смысл этого

построения и объясняется в примечании-послесловии, цитировавшемся выше,

именно как раскрытие современного трагизма в перспективе времени. Иначе

говоря, общее композиционное движение имеет характер трагедийного

жизнеутверждения; высшая точка подобного жизнеутверждения, цикл «На поле

Куликовом», завершает композицию. Общее движение темы в книге ведет к

«первым проблескам утра».

Примечательная особенность «Ночных часов» как отдельной книги —

явственно проступающее противоречие между огромными возможностями

Блока — классического поэта в многостороннем и сложном раскрытии

лирического характера и стоящей за ним современной действительности, с

одной стороны, и попыткой односторонне осветить все в целом в духе «глухого

трагизма» в композиционном построении. Такая попытка, несомненно,

представляет собой «болезнь роста»; однако, как это всегда бывает в большом

искусстве (а также и в больших явлениях реальной жизни), положительные и

отрицательные стороны внутренне взаимосвязаны, и нельзя механически отсечь

негативное, объявив его как бы несуществующим, недостойным великого поэта

и потому подлежащим упразднению. Противоречивость снимается реальным

движением действительности, дальнейшей работой самого художника. В

композиции «Ночных часов», в сущности, находит себе выражение трагический

скепсис, в каком-то смысле особенно остро проявляющийся именно во время

огромного взлета Блока-поэта в начале 10-х годов. Негативные стороны

поэтической работы Блока, в свою очередь, связаны между собой особой

диалектикой сложных переходов. Окончательное утверждение трагедийной

перспективы истории создает предпосылки для широкого развертывания

разнообразных лирических характеров, «вереницы душ». Вхождение истории в

характеры сильно оттесняет односторонне стихийную трактовку самого

характера. Склонность к «стихийно-естественным» истолкованиям личности не

умирает окончательно — она ведь восходит к самым основам мировоззрения

Блока, и она еще не раз скажется вплоть до конца пути Блока-художника.

Лирический характер становится шире, разнообразнее, трагедийно сложнее и

глубже. Но одновременно несколько больше, чем, скажем, в эпоху «Земли в

снегу», вырывается на первый план в новой, более углубленной форме

трагический скепсис. В конечном счете, это ведь трансформация той же

«иронии», которая вырвалась так резко в эпоху кризиса ранней лирической

системы Блока. Тогда без нее был невозможен анализ противоречий сознания, и

в ней, следовательно, доминировала положительная сторона. Сейчас часто

трагический скепсис говорит о недостатках Блока, об отсутствии опоры на

конкретные социальные силы, о невозможности «приземлить», конкретно

творчески обосновать историческую перспективу.

Вместе с тем наиболее важно в «Ночных часах» то, что трагический

скепсис в очень большой степени как бы лежит поверх конкретных лирических

характеров и их взаимоотношений в реальном целом книги. Завладеть

характером полностью, истолковать его исчерпывающе он не в силах. По

существу, ведь и в эпоху «Балаганчика» ирония не входила в характеры главных

героев; Пьеро и даже Арлекин попадали в иронические ситуации, но сами они

(в особенности Пьеро) всерьез, без всяких оговорок, лиричны. В структуру

образа скептицизм не проникает. Еще менее возможно сейчас скептическое

уничтожение личности. Блоковский Демон трагичен, смешным он не может

быть. Важнее всего то, что Блок совсем не хочет иронически играть лирическим