А. Блок. Его предшественники и современники

очень отчетливо. Белый «воевал» с Блоком именно за то, чтобы Блок стал

окончательно поэтом «Плясок осенних» — у самого же Блока, в противовес

мистическим схемам, все определеннее и резче обобщающий образ России

становится всеохватывающим. Движение к такому положению вещей сложно и

противоречиво — как раз столкновение «Осенней воли» и «Плясок осенних»

говорит о подобной противоречивости; оно осуществляется по разным линиям

творчества Блока. Поскольку основной идейно-художественной нитью здесь

является тенденция к «веренице душ», к внутренне-самодеятельным

лирическим характерам-персонажам, то и образ России Блок пробует

осуществить как особый лирический персонаж. Именно в таком виде предстает

тема России в стихотворении «Русь» («Ты и во сне необычайна…», сентябрь

1906 г.). С эпиграфом из Тютчева это стихотворение появляется в разделе

«Подруга светлая» сборника «Земля в снегу»; а в 10-е годы, в намечающейся

уже для поэта общей перспективе творчества, оно переносится в сборник

«Нечаянная Радость», в одноименный, завершающий концепцию книги раздел,

и там оно идет вслед за «Осенней волей» и относительно слабым

стихотворением «Не мани меня ты, воля…» (июль 1905 г.), повторяющим тему

«Осенней воли». В окончательном же своде лирики Блока «Русь» предваряется

стихотворением кометной темы «Шлейф, забрызганный звездами…». Ясно, что

за этими передвижками стоит стремление Блока связать «Русь» с темами

«стихии» и «бродяжества», найти место стихотворения в общем процессе

становления нового качества.

В примечании ко второму изданию «Нечаянной Радости» Блок указывает на

то, что он использует «подлинные образы наших поверий, заговоров и

заклинаний» (II, 406), создавая обобщенный лирический персонаж «Руси». Из

фольклорного образного материала создается лирический «характер»

заколдованной стихийными силами красавицы, — образ этот, как и в «Осенней

воле», соотнесен с «бродягой», мужским персонажем, чья отчаявшаяся в

противоречиях душа находит духовный исход в любви к «стихиям»

национальной жизни:

Где все пути и все распутья

Живой клюкой измождены,

И вихрь, свистящий в голых прутьях,

Поет преданья старины…

Так — я узнал в моей дремоте

Страны родимой нищету,

И в лоскутах ее лохмотий

Души скрываю наготу.

Дальнейшее развитие темы России в поэзии Блока идет именно как разработка,

прояснение и углубление лирических персонажей: «ее», в чьем лице должны с

особой отчетливостью проступать черты самой страны, народа, и «его»,

воплощающего в своей личности современного человека, с «бременем

сомнений», внутренних противоречий, разрешающихся в отношениях с

народно-национальной «стихией». В конечном счете разные линии поисков

Блока-лирика (скажем, поиски единства лирического и социального,

лирического и «стихийного» начал) должны соотноситься с этим важнейшим

для поэта аспектом его деятельности — с темой России, содействовать

углублению и усложнению персонажей-характеров, непосредственно

воплощающих эту тему. В самом общем виде можно сказать, что так и

происходит — но с чрезвычайно характерными противоречиями. Так огромным

достижением творчества Блока в целом является создание лирического образа-

характера, представляющего социальные низы и одновременно воплощающего

наиболее поэтические, из возможных для Блока, жизненные начала (цикл

«Заклятие огнем и мраком»). Естественно, что подобный персонаж соотносится

с темой России и даже имеет тенденцию стать воплощением самой этой темы.

Однако тут же обнаруживается его «тяжелое, несовершенное и сомнительное»

обличье — аллегоричность художественной ткани, из которой соткан персонаж.

Так же, как в «Снежной маске» (которая тоже, естественно, осмысляется

Блоком в общих связях с проблемой национального характера и народных

судеб), реально обнаруживается, что разработка мужского характера-персонажа,

ведущего к теме России, оказывается художественно более определенной и

совершенной (цикл «Осенняя любовь», сентябрь — октябрь 1907). Характер

«бродяги» в его связях с «родным простором» трагедийно, углубляется

настолько, что возникает шедевр, едва ли не равнозначный «Осенней воле» и

оставляющий далеко позади персонаж «Заклятия огнем и мраком»:

Когда в листве сырой и ржавой

Рябины заалеет гроздь, —

Когда палач рукой костлявой

Вобьет в ладонь последний гвоздь, —

Когда над рябью рек свинцовой,

В сырой и серой высоте,

Пред ликом родины суровой

Я закачаюсь на кресте…

Сочетание обнаженного, эмоционально «прямого» лиризма в его трагических

отношениях с «общим» делает это начальное стихотворение трехчастного цикла

«Осенняя любовь» одним из наиболее высоких образцов поэзии Блока вообще.

И тут обнажается одна из самых существенных драматических коллизий

Блока 1907 – 1908 гг. Почему получается так, что женский лирический

персонаж-характер цикла «Заклятие огнем и мраком», как бы

концентрирующий в себе все важнейшие социальные и поэтические искания

Блока переломного периода, столь явно, недвусмысленно оказывается

художественно сомнительным рядом с персонажем, который далеко не столь

важен для Блока именно в эту пору его раздумий над проблемами социальной