А-бомба. От Сталина до Путина

3 марта 1944 года он направляет письмо М. Г. Первухину, в котором весьма «прозрачно» намекает на свои непростые отношения с Курчатовым. Он ни разу не упоминает его фамилии, но каждому становятся понятны и обида Алиханова, и его нежелание оставаться «в тени» Курчатова. Сам Абрам Исаакович считал, что по опыту работы, по авторитету среди физиков он не уступает Игорю Васильевичу.

Мне кажется, что письмо Алиханова одному из руководителей Атомного проекта открывает малоизвестные страницы отношений между учеными. Принято считать, что авторитет Курчатова был непререкаем, и его мнение – чуть ли не закон и для коллег, и для чиновников. Но это было не так. Внутри Атомного проекта шла борьба. Иногда она становилась очевидной. К примеру, в соперничестве между Курчатовым и Алихановым. Избрание в академики Алиханова и «провал» Курчатова – один из примеров того…

В письма на имя Первухина Алиханов не скрывает конфликтность ситуации. Он пишет:

«Вы отклонили мой проект переезда моей лаборатории в Ленинград, исходя из тех соображений, что работа по ядерным вопросам сосредоточена в Москве, а я и мои сотрудники являемся специалистами в этой области физики.

Я вначале так же понимал свою роль в Лаборатории № 2, однако очень скоро был вынужден убедиться в том, что все материалы, в которых заключались какие-либо сведения по вопросам моей специальности – атомному ядру, от меня скрывались. Более того, были случаи запрещения отдельным сотрудникам говорить и обсуждать со мной некоторые определенные вопросы в этой области…»

Не ведал Абрам Исаакович в тот момент, когда писал эти строки, что сии запрещения и ограничения исходят не от Курчатова и не от Первухина! На то была воля даже не Берии, а самого Сталина, для которого разведывательные материалы, поступавшие из Америки, значили пока намного больше, чем работа своих физиков. Ведь следует помнить, что пока атомной бомбы еще не существовало и шла война. Союзники работали над новым оружием, и не исключено было, что они поделятся им с Советским Союзом… В общем, послевоенные отношения с США и Англией были в тумане, а потому надо было быть предельно осторожными. Информация о работах по атомной бомбе имела пока больше политическое значение, чем техническое. Отсюда и те многие ограничения, которые были введены спецслужбами.

Но академика Алиханов судил о ситуации по-своему:

«…внутри Лаборатории № 2 я не имел и не имею никаких, даже мелких прав, что весьма хорошо известно обслуживающему и техническому аппарату Лаборатории. По тем или иным организационным или научным вопросам я привлекался не в силу установленного порядка, а в зависимости от желания руководства Лаборатории. По этим причинам мне представляется единственным выходом переезд в Ленинград, в особенности в связи с созданием там филиала…»

Первухин пригласил к себе академика Алиханова. Они беседовали долго и обстоятельно. Абрам Исаакович узнал, что судьба филиала в Ленинграде решена – руководителем его назначен Кикоин. Это он воспринял как еще одну пощечину себе…

Конфликт разрешился лишь в декабре 1945 года, когда академик А. И. Алиханов был назначен директором Лаборатории № 3. Однако «выйти из тени» И. В. Курчатова ему уже не было суждено…

«Источник не рассекречен…»

Поток секретной информации из Америки нарастал по мере того, как расширялись работы по Манхэттенскому проекту. Американцам не удавалось предотвратить утечку секретной информации, и это для наших разведорганов становилось все очевидней…

В марте 1944 года новая пачка документов по бомбе поступила в ГРУ Генштаба Красной армии. Это был весьма подробный отчет по созданию оружия. Любопытно, что до сегодняшнего дня источник информации не известен. Даже в архивах ГРУ след его потерян, и это позволило «источнику» спокойно дожить до глубокой старости.