Шел январь 1946 года. Сталин надеялся, что бомба у него появится через год. Он понимал, что уже началась «холодная война» и что без атомной бомбы Советский Союз ее проиграет.
Атомная бомба отсрочила поражение в «холодной войне» на сорок лет…
Это случилось 25 января 1946 года.
Берия и Курчатов вошли в кабинет Сталина вместе в 19 часов 25 минут.
Курчатов ушел через 50 минут.
Берия оставался у Сталина почти до полуночи.
За неделю до встречи Сталин получил доклад о состоянии работ по получению и использованию атомной энергии. К нему был приложен список тех, кого желательно было пригласить в Кремль. В нем было 11 человек – все ученые, которые были привлечены к Атомному проекту.
Но Сталин принял только Курчатова.
На беседе, в которой принимали участие Молотов и Берия, деталей не касались. Сталин был прекрасно проинформирован о состоянии дел: практически каждый день ему приходилось подписывать документы, связанные с атомной проблемой, да и доклад он изучил внимательно.
Сталин подчеркнул, что «необходимо придать работам по использованию внутриатомной энергии больший размах», и тем самым дал Игорю Васильевичу полную свободу действий. В то же время он рекомендовал ему сразу после беседы подготовить новый доклад, в котором он бы высказал все, что необходимо для ускорения работ по созданию атомной бомбы.
Курчатов остался доволен встречей. Он понял, что теперь ему ни в чем отказа не будет. Однако и ответственность возрастала несоизмеримо: ведь ему оказывалось полное доверие.
12 февраля 1946 года он направит Сталину новый доклад. В нем, в частности, будет сказано:
«Практические же работы по получению атомных взрывчатых веществ должны быть сосредоточены на уран-графитовом котле и диффузионном заводе и в первую очередь – на уран-графитовом котле…
Конструирование бомбы представляет чрезвычайно сложную задачу из-за новизны принципа ее конструкции. Потребуется осуществить много опытных взрывов тротила (в количествах 5 тонн и более) и разработать методы наблюдения процессов, происходящих при мощных взрывах, для того чтобы получить необходимые для конструирования бомбы исходные данные…
Намечено и необходимо создать специальное конструкторское бюро по атомной бомбе в удаленной (по соображениям секретности) на 200–300 км от Москвы и других крупных городов местности.
В минимально возможные сроки необходимо создать при этом бюро хорошо оборудованные лаборатории, механические мастерские и опытный полигон…»
В своем докладе Курчатов указывал, что во второй половине 1947 года можно будет получать на газодиффузионном заводе по 100 граммов урана-235 в сутки. Это, конечно, в том случае, если машиностроительные заводы выполнят все заказы ученых.
Впрочем, Игорь Васильевич оговаривается, что пока неясно: целесообразно ли применять уран-235 в бомбах или лучше все-таки плутоний, который при бомбардировке японских городов оказался раз в десять эффективнее.
Даже Курчатов еще не представлял до конца, с какими невероятными трудностями придется столкнуться всем, кто принимал участие в Атомном проекте.
А Сталин примет ведущих ученых и руководителей проекта 9 января 1947 года, через две недели после пуска опытного уран-графитового котла.
Совещание будет длиться около трех часов.
Сталин очень высоко оценил работу И. В. Курчатова и Л. А. Арцимовича. Он тут же подписал постановление Совета министров СССР о премировании обоих ученых и коллективов, которые работали с ними. Под их руководством был осуществлен пуск реактора Ф-1 и установки по электромагнитному методу разделения изотопов, на которой были накоплены макроскопические количества урана-235.
Эта встреча в Кремле Сталина с участниками Атомного проекта оказалась для них единственной, а для Курчатова – второй и последней.
Как ни странно, но И. В. Сталин больше не считал нужным встречаться с учеными Атомного проекта, хотя несколько раз в неделю подписывал множество постановлений и распоряжений, касающихся создания оружия. Он наблюдал за происходящим как бы со стороны. Но, повторяю, присутствие его все участники Атомного проекта ощущали постоянно. Включая даже «бытовые» случаи.