А ЧЕМ РОССИЯ НЕ НИГЕРИЯ?

Однако вернёмся к интенсивным технологиям. Не только рабочие руки бы­ли не те (чересчур часто тряслись), но и капитала не хватало. Даже когда неф­тедоллары лились в СССР могучим потоком, не могло быть и помину о том, чтобы поднять капвложения в сельское хозяйство до западноевропейского и североамериканского уровня.

Вдобавок у нас ещё и общественный строй оказался не тот, который со­вместим с интенсивными технологиями. Техника сплошь и рядом отказывала, но ведь выбирать-то не приходилось: при всеобщем дефиците оставалось хва­тать, что дают. Минеральные удобрения выпускали на советских комбинатах в таких формах, что часто отсыревали и слёживались в бетонные по твёрдос­ти глыбы. Когда же они попадали в почву, то во многих случаях либо бывали смыты в соседние ручьи, пруды и овраги вешними водами, либо частично пе­реходили в соединения, недоступные для растений. За границей — хотя бы в соседней Финляндии — уже тогда выпускали такие формы минеральных удобрений, которые и эффект давали максимальный, и экологический ущерб сводили к минимуму. Но ведь социалистическое государство — не свободный рынок! Никто и заикнуться не мог о покупке финских удобрений. А «отече­ственные товаропроизводители» знай себе гнали план по валу...

ПЛОДЫ ИНТЕНСИФИКАЦИИ

На Западе критиков интенсификации тоже хватает, поскольку экологичес­кий ущерб от неё и там очевиден. Но несомненен тот факт, что западным стра­нам удалось многократно повысить продуктивность сельскохозяйственных культур. Так, во Франции средняя урожайность зерновых составляла в 1930-х годах 18 ц/га, а в 1990-е возросла до 72 ц/га.

У нас дело обстояло иначе. Все экологически вредные последствия интен­сификации мы познали сполна, но притом урожайность в 1970-х годах росла

медленно и неустойчиво, а в первой половине 1980-х вообще перестала расти. Зато ущерб, нанесенный почвам, оказался колоссальным.

Широкое распространение пропашных культур (та же кукуруза, но в основ­ном на силос, подсолнечник) и многократные междурядные обработки усили­вали эрозию. (А она в свою очередь увеличивала смыв с полей минеральных удобрений, тем самым сводя на нет интенсификацию.) Довольно часто приме­нялся и чёрный пар, который полезен для увеличения запаса влаги в почве, но неизбежно вызывает значительные потери гумуса. Совсем пришли в упадок многолетние бобовые травы — клевер и люцерна. Их семена и в период засилья «травопольной системы» Вильямса удавалось получать лишь в совершенно не­достаточном количестве, но в эпоху интенсификации положение стало намно­го хуже, поскольку опылителей клевера и люцерны — шмелей и одиночных пчёл — погубили ядохимикаты. Доля площадей под многолетними бобовыми уменьшилась, а это означало, что восстановление запасов гумуса и азота в поч­ве почти прекратилось. Ухудшалась и структура почвы, ведь ничто так не спо­собствует её восстановлению, как возделывание многолетних бобово-злаковых травосмесей. А ухудшение почвенной структуры резко усиливает вредные по­следствия как засухи, так и избыточного увлажнения.

Положение могли бы поправить другие бобовые растения, получить семена которых не так затруднительно: донник, эспарцет, козлятник. Но их... не жа­ловало начальство. Колхозы и совхозы не имели права самостоятельно ре­шать, что им сеять. Посевные площади планировались сверху. В результате о выращивании каких-либо новых и нетрадиционных культур (или старых, но незаслуженно забытых) не могло быть и речи. Почти на всей территории тогдашнего СССР (некоторое исключение составляли Закавказье и Средняя Азия) насаждался в основном один и тот же набор культур, местные климати­ческие и почвенные условия чиновники учитывать не желали. Понятно, что в такой обстановке научно обоснованные севообороты могли существовать только в виде счастливого исключения.

Не поощряли чиновники и возделывание сидеральных культур. А ведь си-дераты — растения, зелёную массу которых запахивают в почву, — второй по важности, после многолетних бобовых, источник восстановления запасов гумуса в почве. Третий такой источник, пусть и уступающий первым двум, — навоз. Но его практически не стало, причём окончательное исчезновение на­воза совпало как раз с эпохой интенсивных технологий. Всё дело в том, что по манию чиновников на просторах всего Советского Союза стали воздви­гать... дворцы для коров. Помимо гигантских размеров важным преимущест­вом этих сооружений в глазах бюрократии был автоматический смыв наво­за — по принципу обыкновенного унитаза. В этом-то и заключалось главное зло. Смытый навоз превращался в липкую массу, которую не знали, как ис­пользовать. В таком виде она практически не годилась на удобрение, а пере­