А ЧЕМ РОССИЯ НЕ НИГЕРИЯ?

В 80-х годах минувшего века одна интеллигентная московская дама обна­ружила, что её тётушка, увезённая из России малолетней в первые годы после революции, до сих пор живёт и здравствует во Франции. Племянница и тётка начали оживлённую переписку. Тётушка осталась до кончиков ногтей рус­ской, прекрасно знала родной язык, но некоторых явлений советской действи­тельности совершенно не понимала. «Ты мне, пожалуйста, объясни, что такое прописка?» — спрашивала она в одном письме. Племянница была поставлена в тупик. Как объяснить, что это такое, французской гражданке, которая ни­когда ни с чем подобным не сталкивалась?

Действительно, иностранцам это самобытное явление понять трудно. А на­ши ничего — привыкли. Даже и тогда обычно не ропщут, когда кто-то попа­дает в замкнутый круг: прописку не дают, потому что нет работы, а на работу не берут из-за отсутствия прописки. А ведь так бывает нередко! Скажем, мой однокурсник по Тимирязевке Валентин Скуратов, ныне отец четверых детей, годами жил в подмосковном Ногинске, а прописки тем не менее не получил. Не удостоили. И на постоянную работу он никак не мог устроиться. А сколь­ко таких семей по России, которые маются годами, иногда — десятилетиями!

Конечно, введённая Сталиным система закрепощения трудящихся не со­хранилась в неизменном виде. Она существенно ослабла в 1950-1970-х годах, когда колхозникам постепенно выдали паспорта. Эта гуманная (без кавычек!) мера существенно ускорила бегство из колхозной деревни и, следовательно, сильно приблизила наступление аграрно-продовольственного кризиса.

Но в целом крепостнический институт прописки благополучно дожил в России до наших дней. Нельзя сказать, чтоб он был совсем уж уникальным. Сходная «паспортно-прописочная» система действовала в ЮАР времён апарт-хайда. Правда, там она распространялась только на чёрное большинство. Гос­подствовавшее белое меньшинство обладало свободой передвижения. В сере­дине 1980-х годов массовые выступления чёрных южноафриканцев вынудили режим белого меньшинства отменить полукрепостнические порядки. Это про­изошло задолго до полной ликвидации апартхайда.

Жители России пока ещё очень далеки от той степени свободы передвиже­ния, которую получило чёрное население ЮАР в последние годы существова­ния расистского режима. Между прочим, это одно из самых ярких доказа­тельств того бесспорного факта, что никакой всамделишней демократизации в России не было и в помине. Любое мало-мальски демократическое прави­тельство отменило бы прописку в первые дни после прихода к власти. Но у нас всё ограничилось в высшей степени забавной «реформой»: при Ельцине про­писку зачем-то переименовали в регистрацию. (Тогда же несколько раз меня­ли название КГБ.) Это уж проявление какого-то первобытно-магического со­знания: если переименовать какую-то вещь, не называть её настоящим име­нем, то вроде бы и сущность её изменится. А теперь, под предлогом трагедии в Беслане (а на самом деле с целью повышения доходов ментов), режим про­писки хотят ужесточить ещё сильнее!

И не следует думать, будто это отступление не имеет отношения к теме. Ещё как имеет! Прописка исторически возникла как следствие коллективиза­ции. И, похоже, избавиться от этих двух зол нам удастся только одновремен­но. Порознь — не выйдет.

Но вернёмся к проблемам сельского хозяйства. Всё-таки около 30% кол­хозов и совхозов в конце советского времени работали сравнительно неплохо. Как было возможно такое чудо?

РОЛЬ ЛИЧНОСТЕЙ В ИСТОРИИ

Директор одного из крупнейших хозяйств Волгоградской области — совхоза «Волго-Дон» В.И. Штепо славился в 1970-1980-х годах на весь Советский Союз. Возглавляемое им предприятие действительно могло гор­диться своими успехами. Помимо орошения из одноимённого канала, гра­мотных севооборотов и высоких доз органических и минеральных удобре­ний, совхоз добивался неплохих урожаев и надоев ещё и благодаря аккорд­но-премиальной системе оплаты труда. Поясню, что это такое, для закоренелых горожан. В обыкновенном колхозе или совхозе советского времени работники утром спешили не в поле или на ферму, а к зданию главной конторы. Там им давали наряд на работу. А в конце дня надзираю­щие товарищи принимали проделанную работу, так что зарплату работни­ки получали на основе выписанных нарядов. Вся эта тягомотина отнимала уйму времени (уж не меньше часа в день!), но в большинстве колхозов и совхозов отойти от этой системы не смели или не хотели. Тем более что тружеников конторы она устраивала. Кстати, не надо думать, что эта сис­тема повсеместно умерла. Кое-где утреннее хождение на наряд сохраняет­ся по сей день даже неподалеку от МКАД.

Штепо выписывание нарядов упразднил. Каждому звену платили за выра­щенную продукцию. Рабочее время экономилось, а у рабочих совхоза даже по­явился стимул работать хорошо, что, вообще-то, противоречит самой сути колхозно-совхозного строя.