A Choriambic Progression

Снейп лежал на спине, укрытый до груди одеялом, и голова его была слегка повернута вправо. Кожа в лунном свете казалась голубоватой, что еще больше подчеркивало контраст с прядями угольно-черных волос, рассыпавшимися по подушке. Ужасный шрам, разделивший пополам левую сторону лица, казался сейчас неровной пурпурной полосой, и от его вида у Гарри как обычно кольнуло в груди. Но несмотря на это (или может даже благодаря этому) лицо Снейпа казалось… странно красивым.

Но не спокойным. Совершенно не спокойным, хотя не было сомнений в том, что Снейп спал. Меж бровями залегла глубокая морщина, губы сжаты в тонкую линию — но не так, как он выглядел, когда злился, нет, это было больше похоже на глубокое страдание. У Гарри перехватило дыхание, и руки сжались в кулаки, когда он понял, практически почувствовал, как Снейп буквально излучает — как другие спящие излучают тепло — страдание, лишившееся надежды на чью-то помощь.

"Тот, кто заключил сделку с Дьяволом, не должен удивляться, оказавшись с пустыми карманами". Гарри услышал эти слова так отчетливо, будто Снейп прошептал их ему на ухо, но на сей раз было ясно, что профессор имел в виду. Это означало… это означало, что Гарри мог сколько угодно запрещать Снейпу ненавидеть себя за то, что они делали — все равно ни Гарри, ни даже Снейп не могли этому помешать. Это были переговоры, тонко сбалансированный компромисс, ужасное соглашение — в самом деле сделка с Дьяволом. Снейп делал, что мог, установил себе ограничения, которых был способен придерживаться, чтобы предотвратить худшие из последствий, но несмотря ни на что, цена за сделку была непомерной. И Снейп ее платил.

Это прозрение и мысли, которые оно вызвало, пронеслись в голове у Гарри, казалось, за секунду, и уже в следующий миг он понял, что делает — стоит обнаженный около кровати Снейпа, собираясь выставлять себя напоказ, изображая юного демона-искусителя — и от стыда и раскаяния сердце у него чуть не остановилось, и тут же снова отчаянно заколотилось. Гарри на непослушных ногах отступил на шаг назад, стараясь двигаться тихо — ему казалось, что еще немного, и станет слышно, как все кричит у него внутри.

— Гарри, — сонным голосом произнес Снейп, и мир вокруг рухнул — дело было не только в том, что его назвали по имени, или в том, как он тут же поймал взгляд темных, несосредоточенных спросонья глаз. Главное, что в голосе не было ни намека на ожидаемую ярость — только беспокойство, беспокойство за него… — Что? Что-нибудь случилось? Все в порядке?

— Нет… то есть да! — ответил Гарри, и собственный голос показался ему тонким и жалким. — Я хотел извиниться, я все делал неправильно, я не хотел…

Снейп сел на кровати и протер глаза.

— Что случилось? Что ты здесь делаешь?

Гарри глубоко вдохнул.

— Я хотел извиниться… — он лихорадочно искал какое-нибудь объяснение своему появлению. — Мне так стыдно, из-за меня вы поранили руки…

Снейп внимательно оглядел его, как будто увидел в первый раз, а Гарри побледнел, когда пристальный взгляд Снейпа оценил его наготу — но даже это не вызвало ожидаемой вспышки, Северус только молча моргнул от удивления. Гарри не знал почему, но выносить это внезапное странное спокойствие было тяжелее, чем безысходность на лице спящего Снейпа — лучше бы он орал, ругался, назвал идиотом…

— Все со мной хорошо, — тихо ответил Снейп и взял Гарри за руку. — Я… Мерлинова борода, ты холодный, как лед! Иди-ка сюда… — свободной рукой он откинул одеяло и потянул Гарри к кровати. Гарри, которому вдруг стало трудно дышать, сначала сопротивлялся, но он чувствовал себя таким слабым, и так хотел… поэтому быстро уступил и упал на кровать со вздохом, который никак не передавал боли, стиснувшей его сердце.

Он оказался в сильных руках Снейпа, и это был целый новый мир тепла, покоя, близости, так щедро распахнутый перед ним, а Снейп еще и убрал волосы с его лба — так мягко, так ласково, что Гарри зажмурился от боли.

— Что такое? — спросил Снейп, но Гарри смог только покачать головой, не в силах выговорить ни слова под двойным грузом раскаяния и желания — и это было тяжелее всего: каким бы глубоким ни было его раскаяние, оно не могло устоять перед растущим желанием, и теперь, когда он оказался так близко к теплому ото сна телу и между ними не было ничего, кроме ночной рубашки. Снейпа, он ничего не мог поделать, и прижимался еще сильнее.

Несмотря на то, что невысказанные слова мешали дышать, Гарри ответил на поцелуи Снейпа — слабые, страдальческие стоны казались единственным способом как-то выразить свои чувства. Для него это был совершенно новый вид повиновения — рожденный не неуверенностью или неопытностью, а чувствами вины и раскаяния, которые разрастались в нем вместе с желанием, становились тяжелыми, неповоротливыми, неотличимыми от удовольствия, волнами расходящегося по телу. Снейп был так близко, так терпеливо и в то же время настойчиво припадал к губам Гарри, смешивая их дыхания, переплетая скользкие влажные языки, и от этого у Гарри кружилась голова.