A Choriambic Progression

Гарри осторожно закрыл книгу, обвел взглядом ухоженные дорожки и аккуратные клумбы, и залюбовался яркими желто-оранжевыми краями листьев на растущем неподалеку молодом дубе. Гарри подумал, что если приложить ухо к стволу, он услышит изменения, происходящие в дереве — ему хотелось узнать, на что это похоже. Осенью дерево засыпает или умирает? Этот глупый неуместный вопрос вдруг показался Гарри очень важным, и он закрыл глаза.

Какое-то непонятное возбуждение пробежало по жилам, а кожу покалывало. Со следующим вдохом воздух, казалось, заискрил в легких, наэлектризованный до такой степени, что у Гарри поднялись волосы на теле. У него перехватило дыхание, и он замер, напряженно выжидая. То, что он ощущал, было магией, Гарри это знал — он оказался в коконе чужой магии — но страх, который он должен был бы испытывать, полностью затмило понимание того, что ощущение было… знакомым. Знакомым до сердечной боли.

У Гарри так колотилось сердце, что он его слышал, слышал ритм своего стремительного, напряженного внутреннего мира, и вдруг ему стало ясно (хотя он понятия не имел, как именно), что он не должен открывать глаза — а если откроет, все исчезнет, испарится, прекратит существование. Он зажмурился изо всех сил и сжал кулаки, стараясь держаться, оставаться неподвижным и не идти навстречу тому, что — он знал — было рядом.

Все звуки затихли. В плотной тишине Гарри наклонил голову и обхватил плечи руками, потому что чувствовал, как слабеет, как с таким трудом обретенная решимость понемногу улетучивается, и понимал, что еще немного — и ничего не будет иметь значения — ни обещания, данные самому себе и другим, ни доводы, ни факты. Еще миг, и для него будет иметь значение только один простой выбор — да или нет — и было ясно, что он выберет.

Мягкое, едва заметное прикосновение пошевелило волосы, упавшие на глаза, и это вполне мог быть ветер, да скорее всего это и был ветер, но это ощущение… оно было повсюду, Гарри чувствовал его всем телом. Он судорожно вздохнул…

И все закончилось. Мгновенно исчезло. Звуки вернулись, и Гарри широко раскрыл глаза и зажал руками рот, чтобы приглушить рвущийся из горла крик. Его трясло, боль внутри была настолько острой, резкой и ужасной, что какое-то время он был способен только лишь покачиваться из стороны в сторону, закрыв лицо ладонями и стараясь взять себя в руки.

Он успокоился, заставил себя отнять руки от лица, и сразу заметил кое-что, заставившее сердце вновь провалиться куда-то вниз. Во-первых, по одной из тропинок, бегущих от замка, к нему спешил Кингсли. Во-вторых, на коленях у него лежал сложенный лист пергамента, поперек которого было написано "Гарри". Не было сомнений, что это почерк Снейпа.

Медленно, словно во сне, Гарри поднял пергамент и засунул поглубже между книжных страниц, потом прижал книгу к груди и, надеясь, что у него получается изобразить полное спокойствие, поднял голову, чтобы встретить Кингсли, как раз подходившего к нему.

— Прошу прощения, так получилось, — раздался знакомый громкий голос. — Рем думал, что я с тобой, а я думал, что он еще не ушел, и сам не понимаю, как мы запутались, но… впрочем, ничего страшного не случилось, как я понимаю?

— Нет, — спокойно ответил Гарри, медленно опуская книгу на колени. — Ничего не случилось.

* * *

Он продержался минут пятнадцать, после чего пожаловался на головную боль и сказал, что хочет немного полежать.

Кингсли, несколько раз переспросив, точно ли болит голова, а не шрам, отпустил его.

* * *

Поттер,

(Гарри ухмыльнулся — судя по всему, на внешней стороне письма его имя было написано в минуту слабости или по невнимательности. Скорее все же по невнимательности.)

Я не тратил время зря. Хотелось бы надеяться, что ты тоже, но я не поставил бы на это ни нута. Суть в следующем: ты — глупый и невежественный мальчишка. В твоем распоряжении невероятное могущество, а ты упорно не желаешь освоить искусство Окклуменции. Возможно, тебе покажется интересным, что сны и видения, которые в последнее время часто тебя посещают, дело рук Волдеморта.

Схвати ты, наконец, Хмури за шкирку и заставь заниматься с собой. Он прекрасно владеет этим искусством, и к тому же уже привык ко всяким катаклизмам и угрозе страшного членовредительства. Не сомневаюсь, что он согласится пожертвовать еще парой частей тела для такого благородного дела.