А что будет со мной?

Предстояло еще четыре рискованных ночи, и меня пробирал страх. Однако я уговаривал себя, что Викки рискует не меньше, а раз она преспокойно спит со мной, значит, и мне ничего не грозит.

Тут позвонили в дверь.

Я открыл в полной уверенности, что это официант пришел за сервировочным столиком.

Иногда употребляют выражение: «Волосы встали дыбом». Преувеличивают, конечно, волосы сами не встают дыбом, но у человека может возникнуть такое ощущение. Его может объять такой ужас, что кровь отольет от лица, он похолодеет, у него перехватит дыхание. Именно это и произошло со мной, когда я увидел на пороге Пэм Осборн.

Да, это ее волнистые белокурые волосы, ее узкое, скуластое лицо и большие зеленые глаза. Она была одета в ярко-желтую блузку и белые облегающие брюки и улыбалась хищной улыбкой пантеры.

– Привет, Джек! Не ждал?

Я отшатнулся, а она вошла в квартиру и закрыла дверь.

Пэм!

Я начисто позабыл о ней с того самого мгновения, как настоял, чтобы она не летела с нами, а дожидалась в Мериде. И вот она здесь – единственное роковое звено, соединяющее меня с угоном. После разговора с Кендриком я поверил в свою неуязвимость. Поверил даже, что избавлюсь от навязчивых притязаний Викки. Перестану являться по первому зову, и ей скоро наскучит со мной. До этой минуты будущее казалось безоблачным, а теперь… теперь надвинулась гроза.

Я молча наблюдал, как она выбирает стул и устраивается поудобней.

– Я так рада, Джек, что ты процветаешь, – заговорила она, открывая сумочку и доставая сигареты. – Болтала я тут с Долли Бернс, она моя близкая подруга. Стало быть, ты нынче ходишь у Эссекса в любимчиках. – Она посмотрела на меня в упор, и мне стало зябко от холодной ненависти, сквозившей в ее зеленых глазах. – Пятьдесят тысяч в год, освобождение от налогов, уютная квартира, «кадиллак», а сам – большой начальник, пуп земли. Как мило!

Я сел. От шока я уже оправился и начал собираться с мыслями.

– Трудно поверить, правда? – Голос у меня, я заметил, звучал хрипловато. – Так уж устроена жизнь, Пэм. Безумно жаль Берни. Я понятия не имел, что у него шалит сердце, а ты?

– Нет. – Она закурила. – Я была на похоронах, не могла не пойти. Надеялась и тебя там увидеть.

У меня мурашки побежали по коже. Значит, она может разбить в пух и прах все наши россказни о падении в море.

– Я знаю, вы с Берни…

– Не будем о Берни, – перебила она. – Он умер. Давай лучше обо мне.

– С удовольствием, – подхватил я и без всякой надежды спросил: – Пэм, хочешь вернуться на старое место? Я могу это устроить.

– Как любезно с твоей стороны, Джек. Пожалуй, нет… мне хочется что-нибудь получше… теперь.

Итак, это шантаж.

У меня тотчас возникла мысль: она пришла одна, что, если убить ее? Может, это спасет меня от надвигающегося кошмара? Ну, допустим, убью, а куда деть труп?

– Чем я могу помочь, Пэм?

– Я разговаривала с Клодом. Он сказал, что ты вернул все деньги. От Клода я не дождалась помощи. Он посоветовал обратиться к тебе. – Пэм закинула ногу на ногу. – Берни собирался жениться на мне. Мы с ним получили бы миллион. Я не отказалась бы от миллиона.

Я кивнул:

– Кто же откажется?

Она стряхнула пепел на ковер.

– Я прожила пять дней в меридской гостинице «Континенталь». Там было скучно и одиноко, но так вышло, что мне повстречался Хуан.

– Ты всегда легко сходилась с людьми.

– Ну же, Джек! Ты плохо слушаешь: Хуан Аулестрия. Забыл? Он работает… раньше работал у Орсоко, теперь вспомнил?

В памяти возник высокий, худой мужчина с густыми, длинными волосами, скользкий как уж, и у меня упало сердце.

– Хуан был очень добр ко мне, – продолжала Пэм. – Он приехал со мной, мы остановились в «Хилтоне». Он посчитал, что будет тактичнее, если сначала я повидаюсь с тобой, а уж после он. – Ее алые губы разомкнулись в подобии улыбки. – Хуан на редкость тактичный человек.

Мне надоело играть в кошки-мышки. Я у нее на крючке – это ясно. Хорошо еще, что у меня хватило ума не пристукнуть ее. Аулестрия куда опаснее, чем она.

– Хватит лирики, – сказал я. – Говори дело. Что надо?

Она вынула из сумочки и кинула мне на колени конверт.

– Взгляни, Джек.

В конверте лежали четыре хороших фотографии обломков «кондора» в джунглях. В принадлежности самолета сомневаться не приходилось. Его название и номер были отчетливо видны на фюзеляже. От четвертой фотографии я помертвел. На ней был запечатлен труп Эрскина с лужей крови вокруг головы.

– Вряд ли тебе непонятен смысл этого снимка, но на всякий случай спрошу: почему, интересно, в момент катастрофы Гарри оказался не в кабине?

Я положил фотографии на стол.

– Что еще? – спросил я, закуривая сигарету. Удивительное дело, но у меня совсем не дрожали руки.

– Разве мало? – насмешливо повела она бровью.

– Ты рискуешь навлечь на свою голову неприятности. Ведь и ты участвовала в угоне.

– Пойди докажи. У меня был роман с Берни. Он велел мне ждать его в Мериде. Я и понятия не имела, что там замышляет ваша троица. В случае чего, Хуан собирается сообщить в страховую компанию.

– Ладно. Каков размер отступного?

– Пятьсот тысяч – моя доля денег Берни.

Я не поверил своим ушам.

– Не понял! – ошалело вымолвил я.