А что это?

Так пузырились и хлестали потоки- но черезо всех перекатился и хлынул в 1929-1930 годах многомиллионный поток раскулаченных. Своей единовременной набухлостью этот поток (этот океан!) выпирал за пределы всего, что может позволить себе тюремно-судебная система даже огромного государства. Он не имел ничего сравнимого с собой во всей истории России. Это было народное переселение, этническая катастрофа. Здесь сразу выжигали только гнездами, брали только семьями и даже ревниво следили, чтобы никто из детей 14, 10 или 6ти лет не отбился бы в сторону: все наподскреб должны были идти в одно место, на одно общее уничтожение (его потом повторил Гитлер с евреями). Поток этот ничтожно мало содержал в себе тех «кулаков», по которым назван был для отвода глаз. «Кулаком» называется по-русски прижимистый бесчестный сельский переторговщик, который богатеет не своим трудом, а чужим, через ростовщичество и посредничество в торговле. Таких в каждой местности и до революции-то были единицы, а революция вовсе лишила их почвы для деятельности. Но раздувание хлесткого термина «кулак» шло неудержимо, и к 1930 году так звали уже вообще всех крепких крестьян- крепких в хозяйстве ,крепких в труде и даже просто с своих убеждениях. Кличку «кулак» использовали для того, чтобы размозжить в крестьянстве крепость. Вспомним, очнемся: лишь двенадцать лет прошло с великого Декрета о Земле- того самого, без которого крестьянство не пошло бы за большевиками и Октябрьская революция не победила бы. Земля была роздана по едокам, ровно. Всего лишь девять лет, как мужики вернулись из Красной армии и накинулись на свою завоеванную землю. И вдруг- кулаки, бедняки. Откуда это? Иногда от неравенства инвентаря, иногда- от счастливого или несчастливого состава семьи. Но не больше ли всего- от трудолюбия и упорства? И вот теперь-то этих мужиков, чей хлеб Россия и ела, бросились искоренять свои местные неудачники и приезжие городские люди. Как озверев, потеряв всякое представление о «человечестве», потеряв людские понятия, набранные за тысячелетия, -лучших хлеборобов стали схватывать вместе с семьями и безо всякого имущества, голыми, выбрасывать в северное безлюдье, в тундру, в тайгу.