А что, так можно было? (СИ)

— Вот ты жук! — Усмехнулась Юлька. — Ладно, подлиза. Будут тебе блинчики. Пал Саныч, говоришь? Что за Виталька?

— Ну, мааааа. Я ж тебе рассказывал. Пацан из нашего отряда. Ну, тот, который ещё сбежал из лагеря с кентами из ближнего посёлка и пошёл на озеро с ними, а там с тарзанки на арматурину спрыгнул и ногу разодрал. И они его на руках тащили обратно. Его ещё хотели домой отправить, но Пал Саныч приехал и сказал, что если б его в детстве с каждой царапиной дома запирали, то он бы на улице и не бывал. Ну, помнишь?

— Помню, помню, не части. Поняла тебя. — Юля переставила ноутбук на столик и потянулась. Глаза немного устали, это чувствовалось по «песочку» под веками. — Герои возвращаются домой, а рыдающие женщины будут портить их героический имидж. Буду сидеть дома, печь блинчики и глядеть в окошко, утирая глазоньки платочком.

— Ну, мааааа. — Снова протянул Илья.

— Всё, всё, шучу я. Просто я соскучилась, не представляешь как.

— Я тоже, мам. Люб-люб тебя.

— И я тебя люб-люб.

Юлька отбросила телефон и пошлёпала на кухню. По пути отпихнула с дороги чемодан и сумку поближе к стене — разбирать их не было ни малейшего желания. Пока вещи не разложены по полкам, то и отпуск не окончен! Еще греют макушку солнечные лучи, душа ещё пляшет под мерный стук уличных барабанов, а вместо сердца об рёбра бьётся море. И нет никакой возможности грустить, жалеть себя. Но было ещё кое-что, от чего никак не получалось отмахнуться. То, что не давало спокойно наслаждаться видом из иллюминатора самолёта! То, с чем Юля в полной мере столкнулась сразу, как только шасси коснулись родной земли. Медведь не вырвал своими когтями сердце — он исполосовал ими всю жизнь. Разодрал на лоскутки привычки, разнёс на ниточки страхи. И как жить дальше, без спасительного и привычного желания забиться в безопасную раковину, Юля пока не знала.

Звонок в дверь застал Юлю посреди коридора, чуть не выбив из её рук ведёрко с мороженым.

— Привет иностранкам! — Лерка влетела в квартиру маленьким довольным ураганом. Волосы растрёпаны, глаза горят, на ногах — непривычные удобные кроссовки вместо двенадцатисантиметровых шпилек, на лице — широченная улыбка вместо боевого макияжа. — Как же я соскучилась!

— По тебе не скажешь, что у тебя было время скучать! — Засмеялась Юлька, отстраняя повисшую на шее подругу и взмахивая ведёрком в сторону комнаты. — Заходи, садись, рассказывай.

Лера деловито прошагала к окну, распахнула занавески и окинула комнату придирчивым взглядом. Рассказывать она явно ничего не собиралась — в глазах читалось любопытство и упрямая готовность удовлетворить его любой ценой.

— Мда… Никогда не спрашивай, как дела у женщины, которая сидит в темноте одна с ведром мороженого — придётся либо выслушивать страдашки, либо отчаянно завидовать. У тебя какой вариант?

— Сама не знаю, Лер. — Юлька плюхнулась на диван и покосилась на Новодворскую. — У меня революционная ситуация.

— Не поняла? — Удивилась Лера. — Что-то с твоей Надеждой Константиновной, хоть и не Крупской?

— Неее. С мамой всё в порядке. Точнее, мы ещё не виделись. Тут другое. Помнишь, как в школе учили — «верхи не могут, низы не хотят».

— Ага. — Лерка быстро метнулась в кухню за второй ложкой и приземлилась на диван рядом с Юлькой. — Ожидаемая ситуация. И чего же ты не хочешь? Чемоданчики, смотрю, даже не разобрала! «Доктор, мы тебя теряем?».

— А вот и снова нееет. — Протянула Юлька и хлопнула Лерку по руке своей ложкой. — Моё мороженое. В морозилке возьми второе ведро. И чайник заодно щёлкни — замёрзнем, будем отогреваться.

— Вот как так! — Возмутилась Лерка, снова исчезая в направлении кухни. — И пожадничала, и угостила одновременно! Итаааак. Я слушаю.

— В общем. Я тут не просто в качестве не хотящих низов. У меня в голове полный базар — не могу и не хочу одновременно.

— Подробности! — Потребовала Лерка. — Раз ты «здесь», то что-то пошло не так «там»?

— И «там», — выделила слово Юля, — всё прекрасно. Лер, можешь сто раз мне сказать, что я дура, но я хочу и буду жить в России.

— Почему сразу дура? Мне тоже страшновато было бы вот так срываться! — Согласилась Лера. — А у тебя ещё и сын, мама…