А что же будет со мной?

Она была сама не своя от страха. Она приехала с севера Вьетнама и не сомневалась, что вьетконговцы будут преследовать ее. Как бы я ее ни успокаивал, она не унималась. Она твердила, что без денег ей не вырваться на свободу. Я был слегка в нее влюблен, но ее глупые страхи портили нам все ночи. Лично у меня денег не было. Я понимал, что с ее отъездом потеряю ее навсегда, но все-таки решил, что помогу девушке попасть в Гонконг. Однажды вечером я зашел в лавку к тому меняле, пригрозил армейским револьвером и заставил его отдать деньги. Я тогда здорово набрался, и мне было море по колено. Я отдал деньги своей вьетнамке, и в тот вечер мы виделись в последний раз. Военная полиция устроила процедуру опознания, и меняла указал на меня. Я уже решил, что мне кранты, но тут появился Ольсон. Он заявил, что во время ограбления мы с ним вместе ремонтировали его самолет. Уверен, что военная полиция усомнилась, но авторитет Берни был слишком велик, и я вышел сухим из воды.

Сейчас то происшествие казалось таким далеким. Мне повезло: контора старого менялы, вместе с ним самим, попала под первые ракеты, сброшенные вьетконговцами на Сайгон. Старик собирался подавать жалобу нашему командованию, однако ракеты заставили его умолкнуть.

Я тогда рассказал Берни правду, и он посмеялся:

– Ладно, Джек, больше так не делай. Меня может не оказаться рядом, чтобы тебя выручать.

На том все и закончилось.

По крайней мере, закончилось на время, но денег мне всегда не хватало.

Я связался с очередной вьетнамкой, танцовщицей из одного пестрого и шумного клуба, куда постоянно захаживали американские солдаты. Она думала только о деньгах – о них думали почти все вьетнамки. И потому однажды ночью, по-настоящему укурившись, я отправился в лавку другого менялы. В тот раз я решил не полагаться на удачу. На улице бушевала гроза, вьетконговские ракеты падали градом, и их грохот заглушил мой выстрел. Перед убийством старого вьетнамца я колебался не больше, чем колебался бы перед убийством дикой утки. Из открытого сейфа я забрал тысячу долларов. Этого хватило, чтобы повеселиться с той девчонкой и кое-что отложить. Я повторял такое трижды. Я шлепнул трех менял, а потом меня замучила совесть. Мне начали сниться те старики. Я постоянно видел момент выстрела и их полные ужаса глаза. Эти глаза преследовали меня неотступно, даже когда я занимался самолетом Ольсона. И потому я завязал с этим. А теперь, в этом роскошном «кадиллаке», я снова увидел их глаза.

Кендрик говорил:

– К чему я клоню? Об этом вам должен рассказать Берни. Это его операция, но я хочу спросить кое о чем. Берни сказал, вы пойдете на что угодно ради больших денег. Самое важное здесь, разумеется, «что угодно». Могу я уточнить, так ли это?

– Все зависит от того, насколько большие деньги, – ответил я.

Он кивнул:

– Это правильный ответ. – Он выдохнул сигарный дым, который тут же улетучился из машины благодаря небольшому, но мощному вентилятору. – Именно… насколько большие? Четверть миллиона вас заинтересует?

Я ощутил, как мурашки побежали по спине, но сохранил внешнюю невозмутимость.

– Такое заинтересовало бы кого угодно.

– Я говорю не о ком угодно. – В его голосе вдруг зазвучали раздраженные нотки. – Я спрашиваю вас.

– Все зависит от условий.

– Вопрос простой, дорогуша. Вы бы сделали что угодно за четверть миллиона долларов?

– Мне необходимо поговорить с Берни.

– Совершенно верно. – Кендрик поднял крошечный микрофон. – Юко, мы возвращаемся.

«Кадиллак» затормозил, развернулся и поехал обратно в город.

– Тоже мне операция, – сказал я. – Сначала Берни предлагает мне фиктивную работу. Потом меня соблазняет Пэм. Теперь вы выходите на сцену и толкуете о четверти миллиона. Я бы не назвал все это хорошо спланированной операцией. Все слишком быстро. А вдруг я прямо сейчас пойду к копам и расскажу им обо всем? Как думаете, они заинтересуются?

Кендрик закрыл глаза. Расслабившись, он стал похож на престарелого дельфина.

– Возможно, дорогуша, но, думаю, они больше заинтересуются вами. – Он поправил свой парик, не открывая глаз. – Впрочем, давайте не будем говорить о полиции. Эта тема всегда угнетает. Есть деньги, которые можно заполучить, и ваша доля – четверть миллиона. Вам необходимо поговорить с Берни, и вы всегда сможете отказаться. Если откажетесь, то просто сядете на самолет и вернетесь в свой городишко, чтобы провести там остаток дней в борьбе за выживание. Это, разумеется, ваше полное право, но, с другой стороны, вы можете присоединиться к нам и разбогатеть.

Я закурил сигарету.

– Я поговорю с Берни.

Мы ехали в молчании, пока «кадиллак» не остановился у «Л’Эспадона», где уже ждали Пэм и де Марни.

Когда я вышел из машины, Кендрик сказал:

– Надеюсь, мы еще поработаем вместе, дорогуша. Я в вас верю.

Я остановился и внимательно посмотрел на него:

– Больше, чем я в вас.

Я нагнал Пэм, которая уже шла к своему припаркованному «мини».

– Ты тоже в деле? – спросил я, пока мы упаковывались в крошечную машинку.

– Клод с тобой поговорил?

– Ты же знаешь, что поговорил. Сама ведь оставила меня с ним. И я спрашиваю тебя: ты тоже в этом деле?