Лизе тридцать три, она крепкая физически и крепко пьющая, у нее в кошельке лежат права на управление всеми видами транспорта, от мотоциклов, до грузовиков, а кредиты у нее всегда в глубоком минусе, потому что она чинит все и всем, чаще в долг, иногда за еду и возможность попрактиковаться в нанесении татуировок. Его она приютила в обмен на истории из сытого детства и возможность покрасить его светлые волосы в ярко-голубой, такой, от которого в глазах начинало резать. В доме Лизы запрещено задавать вопросы, свободу она ценит выше всего прочего, уходи, приходи, делай что хочешь, но не спрашивай ее ни о чем. Захочет — расскажет сама, а болтать она любит, так что досадная необходимость спрашивать отпадает сама собой. Живет она над мастерской, по утрам тренируется на турнике, потом сытно завтракает. Чаще всего он готовил для нее, потому что чувствовал, что должен отплатить за гостеприимство и помощь. Как-то раз заикнулся об этом и именно в тот день узнал, что Лиза больно бьет.
— Ни хрена ты мне не должен, понял? — рыкнула она и встряхнула кисть, которой только что огрела его по лицу. — Диван я обменяла на твои байки про богатенькую семью, а завтраки мне наготавливать из чувства долга не надо!
На следующее утро он приготовил ей завтрак, потому что хотел это сделать.
Краем глаза увидел, как Эш флиртует с девчонкой, пока ее родители спорят у стенда с дверными ручками. На вид ей лет пятнадцать, снова ходит по тонкому льду, однажды кто-то настучит на него и остаток дней он проведет среди мужиков, одетых в одинаковую форму.
— Как сегодня многолюдно, даже дух не перевести. — Эш облокотился на стойку. — У меня сегодня…
— Сколько ей лет?
— Откуда я знаю? Раз раздает свой номер, значит достаточно. — он безразлично пожал плечами и достал телефон. — Мой социальный рейтинг катится к херам. А у тебя что?
— Сто лет не заглядывал туда. — соврал он.
Зачем смотреть на то, как цифры, над которыми трудилась вся его семья, стремительно обваливаются? Социальный рейтинг складывается из всего — из данных о твоей семье, их заслугах и проступках, из данных о твоей школе, успеваемости, работе, это проклятое приложение считает, сколько раз ты был в церкви, оставляешь ли пожертвования и все в таком духе. Говорят, даже Иисус не поднялся бы в этой системе выше семидесяти делений, куда уж ему, простому смертному. Хотя, отец оставил ему отличный рейтинг — в семь лет он шел в школу твердым пятидесятником. Поэтому и школа была не простая, и район, в котором они жили, и машина, на которой ездили. В четырнадцать, когда сняли ограничение по детскому возрасту, он за неделю дропнул рейтинг на одиннадцать делений. Тогда отец впервые ударил его.
По закону проступки детей влияют на рейтинг родителей достаточно слабо, особенно после достижения четырнадцатилетнего рубежа. Но отец не мог позволить, чтобы кто-то портил репутацию его семьи, поэтому решил действовать радикально. Почти год он держал его дома, отвозил в школу и привозил домой, запирал в комнате, нанял онлайн репетиторов, отнял все гаджеты, запретил подходить к приставке. А еще он запретил матери и братьям с ним разговаривать.
Через год крыша поехала бы у кого угодно, особенно у подростка, которого лишили общения с целым миром. Он одичал, стал бояться выходить на улицу, заработал панические атаки и мигрень. Зато социальный статус поднял на шесть делений, подползая к тому, которым наградил его отец.
— Если упадет еще на пять, плату за проезд в автобусе поднимут, а я и так еле-еле концы с концами свожу. — оказывается, Эш все это время продолжал жаловаться. — Что бы такого хорошего сделать?
— Предлагаю, наоборот, перестать заниматься тем, чем ты занимаешься. — он надеялся, что приятель поймет намек.
— Слушай, игры спасают меня от повседневности. Хватит того, что каждый из моих родственничков считает, что имеет право попрекать меня этим, тебе я этого делать не позволю. — кажется, Эш действительно разозлился.
Ну, раз игры позволяют ему сбежать от реальности, — пусть сбегает. Правда, раньше реальность у него была другая — работа в хорошей компании, жена, небольшой бизнес. Вот от этого ему помог сбежать подпольный игровой клуб и искусственная самка человека, созданная по образу и подобию его внутриигровой подружки.
Осуждать не в его стиле, а вот жалеть — очень даже. Видеть, как Эш падает на социальное дно было неприятно, даже четыре года назад, когда он впервые попал в Двенадцатый квартал, этот парень выглядел куда лучше.
— Я не хочу видеть этот взгляд, понял? — Эш перегнулся через стойку и схватил его за грудки. — Тебе-то все легко далось, наверное, вот и строишь из себя не пойми что!
— Да, — кивает и мягко разжимает пальцы приятеля, — именно так. Моя жизнь была слишком спокойной и сытой, поэтому я просто не понимаю, что от реальности можно захотеть сбежать.