А.Д.А.М. (СИ)

— Посторонним? Я не буду начинать разборки только из уважения к твоему состоянию.

Мысленно поблагодарил его за это, потому что разноцветное мельтешение медленно сходит на нет, уступая место тупой боли. Как человечество умудрилось научиться создавать биомехов и до сих пор не смогло найти лекарство от этого?! Каждый раз, когда случается приступ, он думает об этом с раздражением, которое перерастает в бессильную злобу.

— Началось… — простонал он, хватаясь за голову. — Левая, это плохо.

— О чем ты? Давай, Ноэль. Почти пришли.

Поднялись на четвертый, вошли в квартиру, он, игнорируя Нанико, скинул обувь и почти бегом кинулся к постели.

— Что с ним?

— Мигрень. — ответил Рён.

— Закрою окна.

Он залез под одеяло, накрылся с головой и почувствовал, как нутро скрутил первый спазм. Все пропало, приступ точно будет ужасным, потому что, когда болит левая часть головы — это настоящая задница.

Рён сел на край постели. Это тоже плохо, лучше бы ему уйти, потому что предстать перед ним в таком состоянии унизительно, а сделать он ничего не может.

— Иди домой. — попросил он.

— Не прогоняй меня. Я помогу, если что-то…

— Оно случится, можешь поверить. — он зевнул. — Вот, уже зевать начал.

— Я не понимаю, о чем ты.

— Когда начинается приступ, организм как будто пытается заставить меня поспать. Мне кажется, это защита от боли.

— Да что это за болезнь такая?

— Можешь пробить по UwUпоиску, пока идешь домой.

— Я не уйду. — упрямо повторил Рён.

Ну, как хочешь.

Сначала начала болеть бровь, потом боль распространилась на глаз и всю левую часть головы. Он тяжело задышал, сжал зубами край наволочки и закрыл глаза. Усилилась тошнота, в животе заурчало, по ощущениям начался приступ морской болезни. Он застонал. Распирающая боль в глазнице достигла пика через некоторое время, казалось, что в глаз воткнули раскаленный прут и забивают его молотком еще глубже.

В состоянии полубреда почувствовал, что кто-то лег рядом. Он вцепился в него ледяными потными руками, но глаз не открыл.

Скрутился в комок, пытаясь справиться с тошнотой, но проиграл — вскочил и побежал в туалет. Упал на колени перед унитазом, успел чудом. Тело сотрясается от спазмов, блевать хочется, но нечем. Легче не стало.

— Держи. — Рён протянул ему чашку. — Там вода, прополощи рот.

Прополоскал, сплюнул, прислонился спиной к стене и замер, наслаждаясь мгновением передышки. Голова продолжает болеть так, будто ее разрывает изнутри.

— Пойдем обратно. — Рён поднимает его, взяв за локоть.

— Это не конец. — пробормотал он.

— Ничего.

В этот раз Рён лег рядом и прижался лбом к его лбу. Он теплый, приятно пахнет, его присутствие успокаивает. Жаль, что снять приступ он не может. Гладит его по волосам, в ладони сжимает его потные руки. Разве он не отвратителен сейчас? Как он может находиться так близко?

От боли начал плакать, тихо, хотя обычно рыдает не стесняясь. Череп вот-вот взорвется, приступ рвоты не за горами, ноги и руки ледяные, будто вся кровь скопилась в голове и безжалостно давит на ее стенки.

— Дайте ведро. — попросил он.

Нанико принесла таз, который уже три года пылится под раковиной на случай, если горячей воды снова не будет. Надо же, пригодился.

Его снова вырвало, болезненно, потому что желудок пустой с самого утра. Рён гладит его по спине, мило, конечно, до слез.

Так и уснул, прижавшись к нему, обессиленный и измученный.

Проснулся в темноте, не понимая, что происходит. Потрогал лежащего рядом человека, убедился, что это Рён, и снова откинулся на подушку. После приступа накрывает ощущение безграничного счастья, потому что боль исчезает. В такие моменты можно снова разрыдаться, только от облегчения.

— Ты как? — прошептал Рён.

— Лучше. — так же тихо ответил он. — Напугал?

— Очень.

Он придвинулся ближе и обнял его.

— Ты звонил домой?

— Нет. — качает головой.

— Хлоя тебя ищет, наверное. — остатки здравомыслия начинают возвращаться в больную голову. — Сколько времени?

— Ночь уже. Попробуй еще поспать.

— Рён, напиши ей хотя бы.

Он вздыхает, но лезет в карман за телефоном. Краем глаза Зисс замечает на экране тревожное «у вас 34 пропущенных вызова».

— Что ты ей скажешь?

— Что остался у Лизы с Торимом. — Рён начинает писать сообщение. — И что мы напились.

— В Библии написано, что врать плохо. — пошутил он, но Рён шутку не оценил.

— Тогда я напишу ей правду.

— Хватит.

— Серьезно, почему нет?

— Да что с тобой? — сам не понял, почему разозлился. — Рён, вы шесть лет вместе, имей уважение.

Нанико на диване заворочалась, но не проснулась.

— Почему ты решил, что можешь учить меня, как вести себя с моей девушкой? — Рён сел. — Чего ты хочешь, Ноэль? Врать — плохо, бросить ее — плохо, а что хорошо? Бросить тебя?

Он не знает, что ответить, поэтому просто молчит. Его злит, что они обманывают Хлою. С другой стороны, не произошло ничего ужасного, его просто полоскало весь вечер, а Рён держал его волосы во время бесконечных приступов рвоты. История про Торима выглядит более правдоподобной, если подумать.

— Я пойду.

Лежит, слушает, как Рён собирается. Свет не включил, видимо, беспокоится за сон Нанико. Дверь захлопнулась.

Твою мать.