А дальше – море

Она опускает взгляд, проверяя, на месте ли ее чемодан и противогаз, а когда поднимает глаза, перед ней стоит мальчик. Как будто она повелела ему явиться. Он выше ее ростом, с кудрявыми светлыми волосами, такими длинными, почти до воротника рубашки. Он поднимает руку, прикрывая глаза от солнца. Это Уильям, думает она, точно он. Они получили письмо, описывающее дом и семью, и Беатрис на корабле читала его каждый вечер. Местами даже выучила наизусть. Джеральд – младший, ему только исполнилось девять, а Уильяму тринадцать. Он слишком умный, на свою же беду, писала миссис Грегори. Хочет стать игроком в бейсбол, когда вырастет. Беатрис думала, что у него каштановые волосы. Она не представляла, что он такой высокий и что глаза у него зеленые. Но это точно он.

– Беатрис, – говорит он, и голос у него ниже, чем она ожидала.

Он чуть улыбается. Она кивает, и тут подбегает второй мальчик, он широко улыбается, лицо раскраснелось, а рыжие волосы сияют на солнце. Это наверняка Джеральд.

– Ты же Беатрис, правда, – говорит он. – Точно, я сразу догадался.

– Да, – отвечает она и наконец улыбается, потому что у него такой забавный акцент и он в веснушках и вообще такой весь нараспашку американский парень.

Нэнси

Вымыв посуду, Нэнси замешивает тесто для утренних маффинов, тщательно взбивая масло с сахаром. Дом постепенно затихает. Итан вернулся в кабинет, Уильям – в свою комнату. Даже Джеральд, который уже принял ванну и вроде бы лег в постель, но с тех пор уже трижды прибегал вниз, кажется, угомонился. Наступило ее любимое время дня, когда воцаряется тишина и она предоставлена самой себе, может спокойно испечь пирог, почитать, выпить чашку чая. Перевести дух.

Но девочке пора в ванну. В порту, увидев ее, Нэнси была потрясена – бледная кожа, глаза черные и внимательные, грязные белые чулки теряются в тяжелых ботинках. На что, черт возьми, они подписались? Каково должно быть бедняжке? Так далеко от дома, совсем одна? Нэнси недоумевает, что это за родители, принявшие такое решение, но ей и не понять, что значит жить под бомбежками. Она, впрочем, считает, что сама на такое не отважилась бы; невозможно вообразить, как это – посадить Уильяма с Джеральдом на корабль одних. Господи, что будет, если Соединенные Штаты вступят в войну? Она каждую ночь молится, чтобы такого не случилось или, уж если оно произойдет, чтобы хотя бы ее мальчики были еще слишком маленькими.

Тесто готово, из кухонного чулана Нэнси вытаскивает коробку. Она принесла ее из дома сестры на прошлой неделе, когда они вернулись из Мэна, коробка битком набита разными девчачьими штучками: куклы, книжки, игрушечная посуда. Некоторые вещи еще из детства Нэнси, другие, как, например, фарфоровая куколка, принадлежали ее племянницам. По Беатрис не скажешь, что она любит играть в куклы, – как, кстати, не любила и сама Нэнси. Вынимая игрушки одну за другой, Нэнси раскладывает их на кухонном столе. Миниатюрные куколки ее матери, в викторианских платьицах. Треснутая чайная чашечка, кажется, от целого кукольного сервиза. Книжки «Что сделала Кэти»[3], которые она очень любила. Они совсем старые и потрепанные, корешок еле держится, едва ли понравятся Беатрис. Впрочем, она же совсем ничего не знает об этой девочке. Нэнси укладывает все обратно в коробку и опять относит в чулан. Как-то это все несерьезно для человека, видевшего войну. У Нэнси не выходит из головы первое письмо от ее родителей. Мы нашли у нее в комнате пачку газетных вырезок про нервно-паралитический газ. Она обвела карандашом эту строчку: «Жертвы погибают в течение двух минут».

Нэнси бесшумно спускается в холл. Дверь в гостевую комнату чуть приоткрыта. Девочка сидит в углу, подтянув колени к груди, и разговаривает с фотографией в рамке. Папа, говорит она, я справилась. Я здесь. Нэнси, привалившись к стене, вытирает лицо краем фартука.

Беатрис

Ванна на львиных лапах стоит в алькове, все три окна выходят в сад. Сейчас вечер, темно и ничего не видно, и миссис Грегори опустила белые шторы. Вода льется в ванну, миссис Грегори опускает руку под струю, затыкает пробку. Достает полотенце, встряхивает, потом складывает пополам, проведя ладонью по сгибу. На пальце у нее поблескивает сапфировое кольцо. Губная помада ярко-красная, а зубы белоснежные, что особенно заметно, когда она чуть прикусывает нижнюю губу.

Она совсем не похожа на маму Беатрис, высокую, стройную и темноволосую. Эта дама полная, и от нее пахнет лимоном. На пристань она прибежала сразу за мальчиками, обняла Беатрис и поцеловала в щеку, а потом и в другую. Беатрис не шевельнулась, пока дама тискала ее. Потом она отстегнула карточку с ее груди и спрятала в сумочку. Она тебе больше не нужна, милая, сказала дама. Теперь ты часть нашей семьи.