А дальше только океан

— Во-о-от что! — Угроза рвалась наружу. — Проверять меня вздумали? Шерлоки Холмсы!

— Проверяли не вас. Проверяли Шулейкина.

Жилин старался взять себя в руки, старался напустить безразличие, но это ему плохо удавалось. Что-то в нем надломилось, он сразу обмяк, осунулся, посерел.

— Уже успели кому-нибудь доложить?

— Вам первому и докладываю. Вы мой непосредственный начальник, — бесстрастно добавил Павлов.

— Хорошо. Разберусь…

— Еще говорят: человека не узнаешь, пока с ним пуда соли не съешь. — Павлов покачал головой и медленно побрел к лестнице.

— И одного фунта хватило, — грустно усмехнулся Ветров, стараясь шагать рядом с командиром.

— Теперь хоть не надо ломать голову, что произошло в океане, — задумчиво сказал Павлов, раскрывая спасительный плащ.

Дождь все хлестал. Вселенский потоп, когда льется и сверху, и сбоку, был еще непривычен. Павлов любил другой дождь. Любил, когда громыхнет где-то вдалеке, затемнеет, застучат веселые капли. Не успеешь порадоваться — а дождика и след простыл. Только листья отряхиваются, и снова солнце, и снова воробьи чирикают, и в лужах голубое-преголубое небо… А этот, гнусный, прямо озверел: стучит по брезенту, мотор заглушает, транзистор, что прижался у ног водителя, заглушает, не дает последние известия слушать.

— Охо-хо!

— В каком смысле «охо-хо»? — заинтересовался Павлов.

— Без всякого смысла. Просто охо-хо! — улыбался Ветров.

«Красноречивый» диалог рассмешил Владислава, который крепился, крепился и все же фыркнул. А Павлов хорошо понимал Ветрова, понимал это «охо-хо», говорившее, что и здесь в лужах скоро заголубеет небо, и здесь мальчишки начнут бесцеремонно его разбрызгивать, и в брызгах непременно заиграет солнце, и вообще забудется, что когда-то шли дожди.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

Поезд вырвался к Амурскому заливу. Скоро Владивосток.

Справа простиралась неоглядная лазоревая гладь. Дорога петляла у самого берега. Было видно, как сонная волна лижет скользкие камни, изредка запенится тихим всплеском и снова дремлет. Слева одни за другими проносились знакомые Павлову и Малышеву места — Океанская, Девятнадцатый километр, Седанка… Знакомые и незнакомые. Исчезла девственная пышность их зеленого убранства, придорожные заросли теперь походили на причесанный, заботливо ухоженный парк. А вот и Коврижка. Одно название чего стоит! Кургузый островок сразу напомнил шлюпочные походы, горький дымок костра, треск валежника, вкус печеной картошки…

В окна смотрели не только Павлов с Малышевым. Пассажиры из коренных владивостокцев, взирая на свои субтропики, в какой раз жаждали утвердиться во мнении, что есть, конечно, города ничего себе, но разве сравнишь их с Владивостоком! А не коренные или заехавшие сюда впервые тоже сравнивали, волей-неволей соглашаясь, как все здесь необычно, интересно.

Павлову вспомнилась лыжная гонка в давний морозный день на девятнадцатом километре. В самом начале маршрута у него тогда сломалась лыжа, пришлось, чтобы вся команда не получила баранку, ковылять несколько километров на одной лыже. Хорошо хоть лыжня была твердая, позволяла толкаться, как на самокате, однако тяжко было, вымотался он изрядно, прежде чем добрался до финиша. Вот ведь запомнилась та лыжная гонка, крепко засела в памяти. Видно, когда себя одолеешь, — это остается с тобой на всю жизнь.

Павлов знает, почему и Малышев сейчас давит носом стекло: поезд уже у Первой речки, вот-вот откроется родная «Товвма» — так прежде называли курсанты Тихоокеанское высшее военно-морское училище. Как и Павлов, Малышев товвмушиик; правда, целых десять лет разделяют их выпуски — они принадлежат к двум разным курсантским поколениям, но трепет от одного названия «Первая речка» у них одинаковый.

Вот кончается обрыв, за ним — Саперная сопка. Почти от самой ее вершины к подножию спускаются величавые здания с колоннами; более приметным среди них и сейчас остается учебный корпус, могучая колоннада в его середке по-прежнему как бы поддерживает пирамиду надстроек, увенчанную самым настоящим корабельным мостиком. И Павлов, и Малышев помнили, что длина корпуса — триста шагов, триста добротных строевых шагов. Курсант обретал свою строевую выучку с винтовкой на плече на громадном плацу, распростершемся вдоль учебного корпуса. Вот тогда и запомнились крепко эти триста шагов туда и триста — обратно. Хорошая это была школа!