А до Берлина было так далеко...

Я немедленно отправился к артиллеристам. На месте картина прояснилась сразу. Артиллерийский полк майора Керженевского во взаимодействии со стрелковым полком майора Кузнецова, как уже знает читатель, стойко удерживал занимаемые позиции на фланге дивизии и армии. Но именно на этом участке немцы были наиболее активны, сосредоточивали здесь свои основные усилия. Во время одной из атак шестерка вражеских танков прорвалась через передний край и завязала бой в глубине нашей обороны. Вслед за танками в прорыв хлынула гитлеровская пехота. Стрелки и артиллеристы провели решительную контратаку, отсекли от танков прорвавшихся в наше расположение гитлеровских солдат, подбили две боевые машины. Затем майор Кузнецов бросил в бой резерв, гитлеровцы стали поспешно отходить. В это время снаряд вражеского танка случайно угодил в склад боеприпасов, и он взлетел на воздух. Вины майора Кузнецова в этом печальном эпизоде вообще не было. Майор Керженевский виноват был лишь в том, что не успел перебазировать склад в безопасное место. Поистине война полна неожиданностей, от них не застрахован ни один самый распорядительный командир. Этот бой развернулся в невыгодных для артиллеристов условиях, когда они не успели подготовить огневых позиций. Пришлось отбивать вражеские атаки, что называется, с колес. Так я и доложил комдиву, вернувшись на КП.

За день всякого рода неприятностей было немало, но в общем-то дивизия и 21 июля сдержала натиск врага, вместе с другими соединениями 26-й армии преградила ему путь к Днепру. А это главное. Немецкая наступательная мощь на нашем участке фронта ослабла, противник вынужден был перейти к обороне. Уже после войны в мои руки попала книга бывшего начальника генерального штаба сухопутных войск вермахта Гальдера. Фашистский генерал, как известно, вел дневник. Вот какие записи сделал он 21 и 22 июля 1941 года.

«21 июля… Главные силы 1-й танковой группы все еще скованы контратаками 26-й армии противника, чего, впрочем, и следовало ожидать…

22 июля… В районе Умани 16-я и 11-я танковые дивизии ведут упорные бои с крупными силами танков противника… Это, конечно, может поставить наши танковые соединения, действующие в районе Умани, в тяжелое положение, тем более что характер боев с 26-й русской армией не дает оснований надеяться на быстрое достижение успеха…»[1]

Что ж, мне было приятно прочитать вынужденное признание гитлеровского военачальника. Уже тогда, в пору, когда в Берлине били в литавры по поводу «триумфальных успехов доблестных войск фюрера», стойкость Красной Армии заставляла даже таких фанатично преданных Гитлеру и чванливых генералов, как Гальдер, переоценивать ценности, сеяла у них сомнения в том, что война кончится молниеносной победой фашистской Германии…

* * *

Командиру и штабу, организующим контрнаступление, очень важно определить момент, когда противник исчерпал свои силы, ослаб, чтобы, не дав ему прийти в себя, нанести по нему сокрушительный удар. Командование дивизии считало, что такой момент настал. К такому же выводу пришли командарм генерал-лейтенант Костенко и начальник штаба армии полковник Варенников. Они потребовали от нас форсировать подготовку контрудара, чем мы с большим энтузиазмом и занялись, хотя за прошедшие дни выдержали, прямо скажу, огромное напряжение.

Получив соответствующие указания от генерала Куликова, штаб дивизии в течение ночи подготовил приказ на наступление и довел его до командиров частей. Ближайшая задача соединения заключалась в том, чтобы уничтожить противостоящего противника и освободить села Баранье Поле и Медвин. В дальнейшем, развивая успех, дивизии предстояло наступать в направлении сел Тыновка и Косяковка, что в 25 километрах юго-западнее Бараньего Поля.

В ту ночь бодрствовали не только в штабе дивизии, но и в частях. Не так-то просто и легко после двухдневных напряженнейших боев, когда люди буквально валились с ног от усталости, когда подразделения понесли серьезные потери, когда почти израсходованы боеприпасы, сразу же перейти в наступление. Но все понимали, что промедлить — значит дать противнику возможность собраться с силами, подтянуть резервы, то есть повредить себе же. Надо было бить ослабленного врага. А для этого предстояло в течение одной ночи подготовиться к наступлению: дать бойцам отдохнуть, затем вывести их на рубеж атаки, подвезти боеприпасы, проделать проходы в минных полях. Словом, забот хоть отбавляй.

Однако все было сделано к сроку. На рассвете командиры частей доложили о готовности к атаке. До начала артподготовки оставалось полчаса, и я решил выйти из блиндажа на свежий воздух. Может, пройдет мучившая всю ночь головная боль. С востока медленно плыл рассвет, блекли высокие летние звезды. Изредка вспыхивала ружейная перестрелка, С ничейной земли доносился гул тягачей: немцы выволакивали из пшеницы свои подбитые танки.

Подошел капитан Трунов.

— Ну что, фашисты за ночь не покинули позиции? — спросили его.