А другой мне не надо

– Можно сказать и так, – согласилась с ним Аня и неожиданно поинтересовалась: – А вы не подадите мне руку?

– При одном условии. – Повернулся к ней Бравин. – Если вы пообещаете мне, что позволите довезти вас до дома.

– Я бы с удовольствием, Руслан Викентьевич, но ведь это произойдет не через двадцать минут.

– Ну и что? – обрадовался он. – Торопиться мне некуда. Посижу в машине. Вспомню молодость.

– Зачем сидеть в машине? – воспротивилась Аня. – Поднимайтесь вместе со мной, подождете в моем кабинете. Если Вика на месте, она еще и чаем вас напоит.

– Не думаю, что в этом есть необходимость, – отказался от предложения Руслан Викентьевич и вышел из автомобиля, чтобы подать Гольцовой руку. – Выходите.

– Была бы моя воля… – спускаясь, пожаловалась Анна.

– Не раскисайте, Анна Викторовна, – приободрил ее Бравин и остался стоять у машины до того момента, пока Гольцова не исчезла за массивными дверями Администрации.

Сев в машину, Руслан Викентьевич по привычке взглянул на отсутствующие на руке часы, потом перевел взгляд на панель, отсчитал время, которое планировал провести в ожидании, и выехал с площади. Проезжая по ночному Алынску, он с интересом посматривал по сторонам, отмечая обилие огней и пешеходов на улицах. Оказывается, в городе вовсю кипела ночная жизнь. «И днем – не у дел, и ночью – за бортом», – проворчал Руслан Викентьевич, в крови которого проснулся почти забытый азарт охотника. Бравин совершенно четко осознавал, что Анна Викторовна Гольцова привлекает его как женщина. Мало того, когда сегодня, забираясь в машину, она, задрав юбку, оголила колени, он испытал острое желание их коснуться, чтобы проверить, а не приснилось ли ему это все: уверенная в себе красивая молодая женщина, сверкнувшие буквально на секунду в темноте колени, незнакомый, еле заметный аромат, духи не духи, что-то странное.

После смерти жены Руслан Викентьевич никогда всерьез не думал о том, что наверняка мог бы еще определиться: жениться на ком-нибудь, может быть, стать отцом. Ему всегда казалось, что он однолюб, что женщина в его жизни может быть только одна. И в момент, когда образовывался какой-нибудь незначительный, пустой роман, Бравин испытывал чувство вины перед покойной, хотя все вокруг уверяли, что именно Катя, будь у нее возможность подать знак оттуда, надоумила бы его, дурака, чтоб не тратил впустую жизнь. Потому что неправильно жить прошлым. А ему нравилось! И он все время вел мысленный диалог с женой, отказываясь считать ее покойной. Поэтому и на кладбище ездить не любил, только по большим праздникам, о которых узнавал от сердобольных соседок. «Родительская», – стучались они в дверь к вдовцу, и послушный Бравин покорно ехал навестить могилу жены, но больше пяти минут там не мог находиться, потому что черная мраморная плита существовала в реальности, накрыв собою ту воображаемую жизнь, которая ни на секунду не прекращалась в сердце Руслана Викентьевича.

С появлением Анны, то есть на эти два дня, и Бравин не мог этого не заметить, диалог с Катей прервался. Как будто кто-то из них, то ли Катя, то ли он сам, временно отлучился. «Это ненадолго!» – успокоил себя Руслан Викентьевич, а потом взбунтовался: «А если я хочу, чтобы надолго?!» «Так женись», – почудился ему голос жены, и Бравину стало неловко: «А как же ты?» – «А что я? Меня нет». «Как нет?!» – возмутился он и посильнее сжал руль. «Вот так вот», – просто «ответила» Катя, и ему стало легче.

Руслан Викентьевич остановился возле киосков с цветами, удивившись тому, что те работают по ночам. Он так давно пережил этот букетно-конфетный период, что уже не помнил, что и в какой последовательности делается.

«Купить, что ли?» – никак не мог решиться Бравин и довольно долго наблюдал за тем, как идет торговля. Выйти из машины Руслан Викентьевич так и не рискнул, не нашел повода. Вдруг показалось, что дарить цветы Гольцовой ни к чему, уж слишком нарочито, неправильно истолкует. А отъехав, подумал, что зря не купил, было бы красиво, и ей, надо полагать, приятно. А может, все равно. «Подумает, напрашиваюсь», – рассудил Бравин, не забывая контролировать время, которое словно нарочно замедлило свой ход практически до полной остановки. «Всего-то полчаса!» – расстроился Руслан Викентьевич, с каждой минутой испытывая все большее и большее нетерпение. Поэтому, когда зазвонил телефон, Бравин схватился за него с надеждой – вдруг Гольцова?! Оказалось, сын.

– Ты скоро? – лениво поинтересовался тот.

– Нет, – односложно ответил Руслан Викентьевич.

– Машка волнуется, – объяснил свой звонок Леня и зевнул.

«А ты?» – захотелось спросить в лоб, но Бравин сдержался, осознав всю глупость такого вопроса: не девочка, в конце концов.

– Пап, – в голосе сына проскользнул неявный интерес, – ты не слышишь меня, что ли?

– Слышу, – пробурчал Руслан Викентьевич и слукавил: – Неудобно говорить.

– Ну так бы и сказал, – с пониманием признал право отца на какую-то отдельную жизнь младший Бравин. – Тогда мы тебя не ждем.

– Спокойной ночи, – пожелал Руслан Викентьевич и впервые подумал о том, что совершил ошибку, вовремя не отделив сына.